Славендар
Шрифт:
– Вам пакет.
– Окей, – сказал по-английски дядя Вадим, внимательно изучая двухметрового сумасшедшего, – Спасибо за доставку.
Он даже руками пошевелил, изображая изъятие пакета из щупалец голема. Дядя так старался, что рука его дернулась вниз, изображая тяжесть пакета. Сидящие на чердаке негодяи заткнули рты кулаками, чтобы не ржать в голос.
– Рад стараться, – сказал голем, – Приказано дождаться ответа.
Со стороны голема это смотрелось, как ход конем. А со стороны дяди, как удар под дых.
– Ага, – сказал бледный дядя, и задумался, – Щас, щас…
– Спасибо за гражданскую позицию, – подсказал голем, внимательно наблюдая за дядей.
Дядя посмотрел на ладонь левой руки. Очевидно, на ней лежал пакет. Дядя взял пакет правой, повертел в руках, внимательно изучая, наконец-то нашел рекомендуемое место отрыва и попробовал вскрыть пакет. Пакет поддался не сразу, дяде даже пришлось надкусить уголок зубами, сунуть в прореху палец и изнутри вскрыть пакет, как брюхо леща.
– Уф, – выдохнул дядя, – Запечатывают-то как, еле открыл.
– Спасибо за гражданскую позицию, – сказал голем, – Открытый пакет следует закрыть и выбросить в соответствующую емкость. Бытовой мусор кладем в желтый куб, пищевые отходы в зеленый цилиндр, бумагу в синий пресс, арендованные батареи размещаем в зарядном отделении желто-красного контейнера. Сохраним природу для будущих поколений! Предупреждаем вас об ответственности за умышленную неверную сортировку. Большой производитель Мусорофф приглашает вас в День перехода на презентацию и надеется стать вашим партнером в судьбе.
Такого «большака» в природе не было, но дяде было не до нюансов. У него в руках пылал синим пламенем, жег ладони проклятый пакет, кандидат в макулатурный пресс синего цвета.
– Приказано дождаться ответа, – добил дядю голем.
Дядя Вадим дернулся и уронил пакет. По крайней мере, так показалось мерзавцам на чердаке. Расположенный над головой голема квадратный люк, примерно семьдесят на семьдесят сантиметров, подергивался вверх-вниз, как опахало, охлаждающее башку падишаха. На чердаке было темно, жарко, и только желание досмотреть концерт до конца заставляло мерзавцев удерживать тяжеленный люк приоткрытым настолько, чтобы в щель было видно происходящее на площадке.
Голем был вроде хакнутый, но недохакнутый. Оперативный блок ему вздрючили, а законы подчинения и самосохранения не сумели. Обычно в ситуации конфликта в мозгах голема всплывает резервный алгоритм, встроенный государством. «Большак» не имеет доступа к этому набору программ… по крайней мере, так все считают.
Короче говоря, в те годы от условных всего можно было ожидать.
– Ответ положительный, – сказал дядя, отступая на полшага назад.
– Тогда в зеленый цилиндр кладите, к пищевым, – подсказал голем, – Спасибо за гражданскую позицию. Если вам неудобно, я могу помочь.
– Да уж, помогите, пожалуйста, – промямлил дядя Вадим, аккуратно приоткрывая ногой родную дверь за спиной.
Маленькие мерзавцы не смогли удержать люк, и он обрушился с высоты всего-то в пять сантиметров, но чей-то слишком любознательный палец не успел убраться из щели.
– А-а! – раздалось с потолка вслед за глухим ударом люка по пальцу.
Люк грохнулся на свое место, спасая мерзавцев в темноте чердака. Дядя Вадим ойкнул, дернул ножкой, глянул на люк и все понял. Еще бы, он столько лет с нами в одном доме живет.
– Поймаю – сдам куда следует! – крикнул дядя Вадим.
Каждый опростоволосившийся дядя обещал нас поймать, будто не знал, что игра в том и заключается, чтобы нас не поймали. Своим обещанием нас поймать дядя Вадим как бы поставил точку, признавая, что игра удалась.
– Я вам помогу, сам сдам, – миролюбиво посулил голем, развернулся и принялся открывать зеленый цилиндр для пищевых отходов, которого не было не площадке.
– Во-во, – согласился дядя Вадим, – Туда им и дорога!
Дядя Вадим погрозил чердаку кулаком и скрылся в квартире, воспользовавшись тем, что мусоросборщик отвернулся и принялся «помогать». Через несколько минут прискакала зондеркоманда, вырубила голема, и по совету дяди Вадима поползла на чердак – но зря. Подлые негодяи уже снялись с якоря, пронеслись тремя ветрами по чердаку, выбрались на волю через предусмотрительно оставленный открытым такой же люк соседнего подъезда, и разбежались в разные стороны, дабы не привлекать внимание взрослой части цивилизации големов и людей. С той частью мы были в концептуальных контрах, ясное дело.
Но так было раньше, когда мы были детьми. Были мы, и были родители, мешающие нам развиться из приличных мальчиков в дерзких юнг, это если кто читал старые книги про пиратов и море. Те, кто книг не читал, стремились в робототехники.
А сегодня вдруг пришла мысль, что я с родителями по одну сторону баррикад, да и баррикад никаких никогда не было. Раньше я жил в иллюзии, что есть я – и есть родители. Но сегодня вдруг понял, что есть одно «мы», которое скоро снова раздробится на «я» и «они».
Блин, как же мне не хотелось дробиться! Напряжение от невысказанной про себя новой правды нарастало, и за ужином я перестал с ним бороться. В конце концов, я ничего не обещал Стерху. Да, он советовал не молоть языком, но мало ли что мне советовали по жизни.
Ужин
На ужин была буженина, картошка с луком, и легкое домашнее вино из кубанской станицы. В этом доме подлым веганством и не пахло, мы были натуралами по всем параметрам. Батя где-то прослушал лекцию о питании мозга, и теперь уверял, что без мяса никак. Без мяса не будет белков, из которых строятся аминокислоты, которые кушает мозг. А без мозга тоже никак.
Раньше я любил спорить с батей, просто из детской вредности, обусловленной невыполнимым желанием казаться старше. А сегодня что-то не спорилось. Я даже рот себе прикрыл пару раз ладонью, опять глотая вылетевшее слово – настолько мне не хотелось одержать верх в споре.
Мы сидели возле большого круглого стола в комнате, которую мы называли тоже «большой». «Зала» не прижилась, масштабы не те.
– Роза! – позвала мама, – Розочка, неси буженину!
Роза, приемная роботиха, выдвинулась из кухни на метр, поклонилась, развернулась, и важно покатила обратно на кухню. Батя недовольно фыркнул, глядя на квадратный удаляющийся зад Розы: