Славное дело: Американская революция 1763-1789
Шрифт:
15. Война укреплений
В начале сентября 1776 года, через два месяца после подписания Декларации независимости, Джордж Вашингтон постарался донести до конгресса стратегию войны, которую вела его армия. Война эта, писал он, является «войной укреплений», «оборонительной» войной, в ходе которой американская армия пытается сохранить свое единство и избежать «генерального сражения», крупномасштабной битвы, которая может окончиться тотальным ее поражением. Озабоченность Вашингтона таким поражением была понятна: все лето он проникался пессимизмом, получая вести о катастрофической ситуации в Канаде, а 27 августа пессимизм перешел в отчаяние, когда Хау нанес американцам жестокое поражение на Лонг-Айленде. Будущее своих войск Вашингтон также видел в черном свете, так как армия, стоявшая на Манхэттене, готова была разбежаться: солдаты все чаще дезертировали, спеша домой, а Хау готовил следующий удар [596] .
596
GW Writings. VI. Р. 28.
Хотя поражение и подсказывало мысль о переходе к обороне,
В конце лета 1776 года осторожничать его побуждали разные причины — не только то, что генерал Хау дал понять, что Нью-Йорк это далеко не Бостон. Под Нью-Йорком в распоряжении Вашингтона всякий раз оказывалась, по сути дела, новая армия, которую нужно было обучать (потоки новобранцев, сновавших туда-сюда по его лагерю, не заканчивались), в то время как приходилось защищать главную гавань города, не имея флота. А противником его был генерал Уильям Хау, к которому как раз в июне стали подтягиваться подкрепления: порядка 30 000 солдат, транспорты и военные корабли под командованием его брата, лорда Ричарда Хау. У братьев Хау было гораздо больше людей и судов, поэтому они могли диктовать, где и когда развернется сражение. Вашингтон, по не вполне понятным причинам, считал себя обязанным защищать Нью-Йорк до последней капли крови. Конгрессу вскоре удалось вывести его из этого заблуждения, но не настолько быстро, чтобы не состоялось «генерального сражения», которого так не желал Вашингтон и в котором его войска потерпели сокрушительное поражение.
Итак, после Лонг-Айленда, когда он с минуты на минуту ожидал второго удара, Вашингтон садится писать письмо конгрессу, где рассчитывает изложить свое видение ситуации на театре военных действий. Оборонительная война осталась единственным возможным действием для его разбитой армии, но почему он называл ее «войной укреплений» (war of posts)? Почему было не сделать ее войной отступлений, когда армия начинает партизанскую борьбу, совершая набеги на позиции британцев, которые вечно будут отставать, скованные обозом и боязнью за свои магазины? И после того как Вашингтон и конгресс, казалось, поняли, что Британия планирует привести американские колонии к подчинению путем их военной оккупации, почему было не постараться поднять на борьбу население колоний? [597]
597
Письмо председателю конгресса от 8 сентября 1776 года ставит много подобных вопросов (Ibid. P. 27–32).
Если доктрина оборонительной войны диктовалась относительной слабостью американской армии, то выбранный метод обороны — война укреплений и фортов — проистекал из понимания Вашингтоном силы врага и возможностей своих собственных войск. Британцы контролировали моря и прибрежные территории, а в большинстве случаев и реки. Не допустить их перехода через Ист-Ривер и НортРивер (как называли Гудзон) казалось практически невозможным. Контроль над водными артериями позволял перебрасывать войска и достаточно быстро сосредотачивать их на различных участках. Вашингтон инстинктивно понимал всю важность концентрации сил и отдавал себе отчет в том, что его транспортные средства не идут ни в какое сравнение с вражескими. На суше английские войска также имели преимущество, так как были регулярной армией, дисциплинированными профессионалами, знавшими свое дело и применявшими свои навыки на практике как в неблагоприятных, так и в выигрышных ситуациях. Американская армия такую оценку получить не могла, во всяком случае со стороны ее командующего. Впрочем, Вашингтон никогда не жаловался на армию конгрессу, даже в конфиденциальной переписке. Все, что он мог себе позволить, было «мучительное» признание того, «что наши войска не смогут исполнять свой долг». Словом, ради которого Вашингтон составил эту туманную фразу, было «долг». Оценивая своих солдат не самым лестным образом, он имел в виду то, что его неопытной армии не хватает ответственности (или верности идеалам). Идти на самопожертвование заставляет чувство чести, и Вашингтон так никогда и не смог понять, почему некоторые люди нечувствительны к его зову. «Желание прослыть храбрым защитником не является достаточным стимулом в минуты, когда успех весьма неочевиден и сохраняется угроза попасть в руки врага», — с досадой сообщает он. Именно потому Вашингтон решил полагаться на «укрепления» — это было сделано не из-за тактических преимуществ, а для того, чтобы убедить американского солдата исполнять свой долг. Именно потому, что на «неопытную армию» нельзя было положиться, он избегал размещать войска на «открытой местности против сил, превосходящих их численно и морально». По его словам, он «ни на минуту не откладывал кирку и лопату» и признавал, «что не видел в своих войсках решимости любой ценой защищать даже самые мощные укрепления, что является необходимым для получения преимуществ от их возведения» [598] .
598
Цит. по: Ibid. P. 28–29.
Почему неопытная армия Вашингтона раз за разом отказывалась принимать бой? Командующий объяснял это тем, что его солдаты были свободными людьми; такое объяснение наполняло его одновременно отчаянием и гордостью. Свободолюбие побудило их начать революцию, но именно оно парадоксальным образом делало из них плохих солдат. Свободолюбие, которое отмечал Вашингтон, оставило свой отпечаток на характере армии: американцы были свободными, но терпеть не могли ограничений и дисциплины, а именно дисциплиной крепка армия. Дисциплина была следствием упорного обучения, а упорное обучение требовало долгого срока службы. По ходу войны Вашингтон стал понимать, что дух свободы, переполнявший его соотечественников, не только ухудшает боевые качества его войск, но также препятствует созданию крупной регулярной армии и, в более широком смысле, политической организации населения колоний, столь необходимой для широкой поддержки фронта [599] .
599
Другие аспекты организации армии будут рассмотрены ниже, особенно в главе 20.
Возможно, Вашингтон так никогда и не осознал несбыточности своего желания совершить революцию силами современной регулярной армии, установить независимость Америки с помощью организации, систематически подавлявшей независимость ее членов. Однако он никогда не отказывался от своих надежд: он страстно верил в американское дело и определял его так же, как и все наиболее просвещенные его сторонники — как борьбу за права человека. Если перенести эти права на личностный уровень и поведение отдельного человека, они не обязательно должны разлагать волю и дисциплину армии, если, естественно, речь идет о настоящей армии, где выполняются приказы и солдаты сознают свой долг. Но разве стоит ожидать от разношерстных личностей, составлявших ополчение, чтобы они отчаянно сражались и стойко держали фронт, когда их жизни угрожает опасность? Они должны сражаться, настаивал Вашингтон, за свою честь, славу и признание — все те аристократические добродетели, которые свободные люди любого сословия могут ценить, если их этому научить. Свободные люди могут сражаться как за свою честь, так и за общее великое дело. Но они не смогут сражаться, находясь в своем нынешнем состоянии — в виде ополчения с его местническими устремлениями, некомпетентными избираемыми офицерами, пренебрежением к дисциплине и коротким сроком службы [600] .
600
Высказывания Вашингтона об ополчении см.: GW Writings. VI. P. 4–5, 6, 32, 38.
Недоверие Вашингтона к гражданским лицам под ружьем было настолько велико, что он не допускал и мысли о том, чтобы поднять на войну все население страны, так что идея эта с успехом была реализована только двадцать лет спустя в ходе Французской революции. Вашингтона не пугали призраки социальной революции и классового переворота — он просто не рассматривал такую возможность. Народ, вследствие недостатка исполнительности и неспособности жертвовать собой во имя организованности и дисциплины, виделся ему беспомощным. Лучшее, что можно было сделать в ходе Войны за независимость, — это создать постоянную армию из свободных людей, лишенных худших черт характера, которые заложены в свободолюбии. По мнению Вашингтона, такие люди превзойдут обычных наемников — у них есть цель, и если удастся пробудить в них чувство чести, то они смогут стать чем-то вроде регулярной армии. Но пока в его распоряжении такой армии не было, все, что ему оставалось делать, это возводить укрепления, защищая брустверы, валы и траншеи, так как гражданским добровольцам, проходившим в бесконечном круговороте через его лагерь, катастрофически недоставало гордости и чести. Поэтому война укреплений оставалась для Вашингтона единственным выходом.
Стратегии британцев, в свою очередь, недоставало простоты стратегии противника. Пока Хау не эвакуировал Бостон в марте 1776 года, у кабинета министров вообще не существовало никакого общего плана ведения войны. Мало того, можно высказать предположение, что такого плана так и не появилось. Проблемы британцев состояли в том, что в 1775 году, после Лексингтона, у них не было понимания того, что происходит, а без такого понимания ни о какой стратегии не могло быть и речи. Хау сидел запертым в Бостоне едва ли не год; все это время король знал, чего он хочет: подчинения колоний собственной и парламентской власти. В конце концов, полагал он, все должно вернуться к началу, до нагнетания ситуации, начавшегося в 1764 году. Норт не казался человеком, который мог бы добиться удовлетворявшего короля решения, но, будучи государственным мужем, он стал действовать в этом направлении. Лорд Джордж Джермен, заменивший Дартмута на посту госсекретаря по делам Америки, разделял энтузиазм короля, стремившегося нанести американцам поражение, а затем вновь присоединить их к империи, но, как и другие члены правительства, не имел ясного представления, как превратить желание военной победы в реальную победу над Америкой [601] .
601
О британской стратегии см.: Willcox W. В. Portrait of a General. P. 42–43, 94–97; Willcox W. В. Why Did the British Lose the American Revolution? // Michigan Alumnus Quarterly Review LXII. 1956. P. 317–324. Также см.: Mackesy P. The War for America 1775–1783. Cambridge, Mass., 1965. P. 32–40 (и в других местах).
Частично проблемы правительства были обусловлены выбором метода ведения войны. Адмирал Ричард Хау, осуществлявший общее руководство всеми силами в Америке, был человеком выдающихся способностей и значительного влияния. Лорд Хау с 1758 года находился во главе располагавшей большими связями семьи Хау, став четвертым виконтом Хау после гибели своего старшего брата. Члены семьи периодически занимали важные посты, а некоторые многие годы заседали в парламенте. Также они пользовались расположением при дворе; так, мать Хау после замужества получила ренту от Георга I, а позже вошла в придворный штат. Адмирал Ричард, лорд Хау, также занимал при дворе видное положение; во время Семилетней войны на его эскадре служил брат Георга III; королева Шарлотта была крестной матерью его старшей дочери, а сам король прислушивался к его суждениям по вопросам военного флота [602] .
602
Gruber I. D. The Howe Brothers and the American Revolution. New York, 1972. P. 45–53, 56–59, 72–80 (и в других местах).