Следователь, Демон и Колдун

Александров Александр

– Это ещё почему? Мне кажется, это плохо для нас: волаки, да еще и «снежинки» сразу.

– Аномалия в таком состоянии нестабильна. Это как... В общем смотрите сюда.

Призрак щёлкнул пальцами, и в воздухе перед носом следователя появилась тускло светившийся золотой империал. Это, конечно, была иллюзия, и Фигаро подумал, что Артуру было бы проще взять монету у кого-нибудь из кармана, но тот, похоже, просто не мог без театральных эффектов.

– В стабильном состоянии у эфирной аномалии есть два положения: орёл и решка. – Призрачная монетка несколько раз перевернулась в воздухе, шлёпнувшись на стол обеими сторонами по очереди. – Это стабильные состояния; аномалии несложно находиться в них, равно как

монете несложно просто лежать на плоскости – в нашем случае, на столешнице. Я бы мог описать всё это математически, но для того, чтобы любезный господин Френн всё понял, понадобится время, книги и бумага. Фигаро же один чёрт ни фига не поймёт, поэтому не будем тратить время, тем более что пример сам по себе довольно нагляден.

Артур чуть шевельнул пальцем, и монета взлетела в воздух, закружившись, словно волчок, в паре дюймов над поверхностью стола.

– Теперь представим, что нам нужно одновременно увидеть как орла, так и решку. Для этого нам понадобится поставить монету на ребро.

Империал резко спикировал на стол, где и принял означенное положение, плавно вращаясь, точно маленькая луна.

– Но в таком положении монета будет нестабильной, неустойчивой. Достаточно небольшого толчка, чтобы она опять свалилась набок. Но если монете это ничем не угрожает, то последствия дестабилизации эфирной аномалии могут быть совершенно непредсказуемы. Я лучше не буду говорить, какие там есть варианты, а то Фигаро разнервничается. Хотя, если честно, там есть из-за чего нервничать.

– Мне кажется, – следователь нетерпеливо постучал пальцами по столу, – вы, Артур, чего-то не договариваете. Мечетесь, стращаете, суетитесь без причины. Это на вас не похоже. Что-то сильно выбило вас из колеи. Вы так старательно сворачиваете разговор на эту эфирную аномалию, что, зная вас, мне всё больше хочется узнать о том, откуда всё-таки в Анне Гром Договор Квадриптиха.

Артур-Зигфрид Медичи застыл в воздухе, широко открыл рот, пару раз хлопнул глазами, и, наконец, заржал как конь.

Фигаро редко доводилось видеть чтобы старый колдун смеялся вот так: гогоча как ненормальный, и хлопая себя по бокам ладонями. Артур, как правило, либо едко хихикал, либо криво усмехался с присвистом – мол, вы тут мне поговорите.

Но чтобы вот так – от всей души – такое с Мерлином Первым случалось редко.

Старик перхал, кашляя смехом, сгибался пополам, тряс бородой, дёргал себя за рукава мантии, заходясь в судорожных «ха-ха-ха», утирал тыльной стороной руки выступившие слёзы и смешно дёргал в воздухе ногами в тапках-чулках. Фигаро вздохнул: когда Мерлина прорывало, то смеховые приступы могли длиться несколько минут (следователь подозревал, что таким образом старый греховодник выпускает нервный пар, скопившийся в его цилиндрах от постоянного чрезмерного напряжения).

– Да, – пробормотал Артур, наконец, отсмеявшись, – воспитал змею подколодную на свою голову. Теперь, что называется, ходи и оглядывайся... Ладно, Фигаро, я не стану вам врать, что не знаю, откуда у Анны Гром Договор Квадриптиха. Но вам пока что не скажу. Потому что сам до конца не понимаю, какого демона тут творится. Просто скажу так: наша главная задача на текущий момент – доставить командира Анну на Рогатую гору. Плевать на Лудо, плевать на Демона, плевать на Вселенную и все сферы небесные. И на эксперимент Метлби тоже плевать. Если у нас получится то, что я задумал, то вся эта чушь с волками-оборотнями и ледяными спрайтами закончится сама собой.

– Что-то я не вполне понимаю, что вы имеете в виду, господин Мерлин. – Инквизитор озадачено посмотрел на старого колдуна и поджал губы. – Не люблю сюрпризы. Особенно в такой момент, когда вынужден рисковать жизнью. Хотелось бы понять...

«Мамонт» опять тряхнуло, но на этот раз так, что пол каюты подпрыгнул под ногами, а с полок попадали книги. Двигатели взревели; свет в каюте замигал и отключился, через мгновение вспыхнув зловещей алой тусклотой, в которой всё вокруг выглядело, словно погружённое в густой вишнёвый кисель. Что-то ударило в борт, и тут же послышалась звуки, которые не было никакой возможности спутать с какими-то другими: протяжное «пум-пум-пум!» тяжёлых скорострельных пушек.

– Ага! – Артур захлопал в ладоши, – кажется, нас атакуют! Спорим на два щелбана, что это ледяные элементали?

– Вас всё это как будто забавляет. – Фигаро нервно похлопал по карманам, словно надеясь обнаружить там огнемёт или связку алхимических гранат, но нашёл только пачку галет и старую зажигалку.

– Не то чтобы забавляет. Просто я ненавижу неопределённость. А бой – это действие... Так, всё, я исчезаю – сюда идёт командир.

Призрак с хлопком растворился в воздухе, а в следующий миг распахнулась дверь каюты.

Нельзя сказать, что Анна Гром выглядела испуганной (в конце концов, она была командиром Белой Гвардии), но её лицо заметно побледнело, а пальцы в белоснежных перчатках нервно теребили кожу широкого пояса. В целом же, Анна была хмурой, собранной и злой – неплохое сочетание, подумал следователь.

– О, вы не переодевались. – Она одобрительно кивнула, скрестив руки на груди. – Это хорошо. Буду максимально кратной: нас атакуют «снежинки». Количество – не поддаётся оценке. Их атаки скоординированы и тактически выверены, с нашей стороны уже есть потери. Они не могут серьезно повредить вездеход. Но они нашли способ его остановить: спрайты намораживают перед нами ледяной бруствер. Если мы их не отгоним, то «Мамонт» встанет, и нам конец.

– Ясно. – Френн достал из-за кресла свою трость-концентратор и повертел вокруг пальца. Наши задачи?

– Метлби и вы – со мной. Займёмся тварями, что атакуют головную часть вездехода. Если подвеску заклинит – хана. Я эту железку знаю. А вы, Фигаро... – она на секунду задумалась. – О, вы же артиллерист. Стрелять из тяжелой ТГП-5 умеете?

– Не доводилось. Но, думаю, разберусь.

– Отлично! За мной!

...От этого бега по коридорам залитым мигающим алым светом, звуков сирен и хлопанья переборок в памяти Фигаро остались только лоскутные фрагменты и ощущение... покоя? Да, пожалуй, что так. Впервые за долгое, очень долгое время следователь чувствовал себя в своей тарелке.

Спасение мира лежало далеко за пределами компетенции Фигаро. Демоны, эфирные аномалии, судьбоносные решения – он участвовал во всём этом только потому, что судьба столкнула его сначала с Артуром-Зигфридом, затем с Демоном, а потом всё завертелось так, что выбраться из этой мясорубки не было уже решительно никаких шансов.

Его вырвали из Нижнего Тудыма, где Фигаро уже успел обжиться, зашвырнули на Дальнюю Хлябь, дали одним глазком взглянуть на эксперименты старых безумцев Колдовского Квадриптиха, но, по правде говоря, он, старший следователь Департамента Других Дел чувствовал себя среди всех этих событий как горошина попавшая под паровой молот, и только чудом закатившаяся в паз между уплотнителями. Пусть Фигаро был потомком Мерлина, пусть в его крови таилась непознанная сила Договора, всё это ровным счётом ничего не меняло: для следователя всё это было слишком круто. Он будто превратился в кузнеца Гдызю из старой сказки, которого придворный предсказатель короля Барабули объявил принцем-рыцарем и отправил воевать с драконом. В сказке всё закончилось хорошо; дракон питал больше неприязни к королю, нежели к кузнецу и был отнюдь не против политических перестановок в королевстве, но у следователя не было особых надежд на то, что Демон окажется столь же дружелюбным созданием.