Следы говорят
Шрифт:
Скоро утро. Затихла крикуха, вслушивается в шорохи, посматривает вверх и по
сторонам, но пока молчит, – а пора бы ей подать голос.
С ближайшей проталины слышен надсадный крик утки. Тут уж и «обманщица» не
выдержала: отряхнулась, похлопала крыльями и ответила. Да зря! Это расположился по
соседству другой охотник с чучелами, но без
любой утки. Даже подсадную обманул.
В замаскированных челнах у льдин затаились охотники в белых халатах. Разводья и льды
оживают. В воздухе всё чаще слышится то мягкое посвистыванье, то резкое дребезжанье
крыльев. Засновали утки, начался лёт.
Захлебывается от усердия кряква, кричит, кивает головой. Рассекая предутренний полу-
мрак, мчится табунок свиязей, но никто не стреляет: в сумерках не отличишь селезня, можно
убить утку. Но вот налетела пара крякв, снижается в стремительном полете.
Охотник безошибочно бьет по задней, и во всем блеске весеннего пера шлепается на
воду красавец селезень, – он всегда летит вслед за уткой. А возле чучел уже появились
откуда-то два больших крохаля.
Снова прогремел выстрел, и чернопегий селезень платится за свою доверчивость.
Доносится хрипловатое «жвяканье». Это кряковый селезень-одиночка ищет подругу.
Недоверчиво кружит он стороной, боится приблизиться, – подметил что-то тревожное. А
подсадная старается во-всю. Зовет, приговаривает, кланяется, даже крыльями трепещет.
Повертелся-повертелся нарядный гость и вплавь устремляется на зов.
В тающих сумерках заметны частые вспышки выстрелов.
...«Тих-тих-тих-тих», – это пронеслись кряквы. Сделали полукруг и опустились, погнав
перед собой волну. Настороженно застыли... С дребезжащим свистом мчатся к чучелам
гоголи.
Дуплет!
Один бит намертво, второй, раненый, с лету ныряет и бесследно исчезает. Миг, и к
чучелам опустилась ещё стайка гоголей.
Выстрел. Забился гоголь на месте, остальные мгновенно нырнули. Вылетели прямо из
воды, – совсем не так, как другие утки – те сначала всплывут на поверхность, а потом
взлетают...
Всё больше светает. Затихает стрельба. Утренняя «стойка» кончилась. Пора убирать
чучела и подсадных.
Когда потеплеет, на селезней начинают охотиться и с берега. Важно выбрать хорошее
место для шалаша; подсадная с чучелами и здесь поможет.
Заманчива весенняя охота на взморье. Нужно только знать повадки осторожных уток и
иметь хорошее ружье.
ЕГО „ЗНАКОМАЯ"
Эта лосиха – старая огромная корова – крупнее лошади. Узнать её просто, – она кор-
ноухая. Одно ухо её висит, как перебитое. Ещё лосенком с ней приключилась беда.
Однажды летом бродила она с матерью в прибрежных зарослях. За зиму приелась кора
да голые ветки, вот корова и отправилась лакомиться свежей листвой на ивах и осинах.
Грудью пригибая деревцо, животное пропускает его между ног и добирается до зеленой
макушки. С громким хрустом обрывает побеги. Жует, жует и на миг замирает – слушает, не
грозит ли опасность? Притихнет, и не разберешь: то ли светлосерые ноги виднеются, то ли
стволы осинника. Попаслась на берегу лосиха, да как бултыхнется в озеро! Вздымая и
покачивая кувшинки, разошлись круги по заводи. Из-под широких листьев, оставляя полоски
на воде, в испуге шныряют щурята.
Глубже и глубже забирается корова; вот, плотно прижав уши, окунулась. С шумным
всплеском показалась из воды её горбоносая голова; отдуваясь, фыркнула брызгами, а во рту
– мясистый корень кубышки, – со дна его достала. За тем и ныряла.
Пока мать возилась в воде, теленок пощипал нежную поросль и пошел к ели, –
захотелось ему почесаться. Только этого и ждала затаившаяся там рысь. Прыгнула лесная
кошка, да промахнулась, лишь цапнула малыша за длинное ухо. С быстротой ветра кинулась
к матери перепуганная телочка. С тех пор и осталась она на всю жизнь корноухой, хоть и
выросла в большую корову и сама каждый год водит лосят.
Давно знает её старый лесник Иван Петрович. Пожалуй, и она пригляделась к деду. Он
часто бывает в лесном острове и иногда видит свою «знакомую», но чаще узнаёт о её
присутствии по следам острых копыт.
Не успеет старый войти в лес, а уж кругом разносится об этом крикливая весть. Лесные
всезнайки – сойки – немедля разболтают о его появлении. А то и сама лосиха по ветру учует
Петровича и всхрапнет, предупреждая теленка. Тот, невпопад поводя ушами, бросится к
матери, и лосиха поспешно уведет малыша в укромный уголок. Лосенка никто не учил
хорониться, инстинкт подсказал ему, как это делать, – ляжет в плотный куст и станет
невидимкой.
Спрятав теленка, корова отойдет в ельник, и её бурая спина так и пропадет меж темных
стволов. В лесу дальнозоркость ей не нужна. Она хоть и смотрит в сторону Ивана Петровича,
но больше, чем глазам, верит чутью и слуху. Насторожит ухо и ждет, пока лесник мимо
пройдет.
Бывает, что старик ненароком направится туда, где затаился малыш. Мамаша
забеспокоится и, чтоб сбить человека с толку, выбежит на прогалину – покажется ему на
глаза, в расчете, что тот погонится за ней и ей удастся отвлечь его.