Следы в Крутом переулке
Шрифт:
Призвали Елышева в армию в конце пятьдесят пятого года, через неделю оказался он в степном гарнизоне, далеко от рудников. Естественно, сразу же отправил два письма — хозяйке и другу. Первые полгода регулярно получал от них весточки. Вскоре узнал, что никакой вины за шофером больше не числится, обо всех бедах тот может забыть и никогда не вспоминать, если сам не захочет. А как не вспоминать, подумал тогда Елышев, рваные шрамы на руках остались ведь.
А потом он перестал получать ответы на свои письма. Но писал, хотя и редко. Вдруг в мае пришло письмо: почерк незнакомый, обратный адрес тоже. Почему-то он не решился сразу вскрыть конверт. Ушел к плотине, перегораживавшей речку. По отлогим берегам громоздились бетонные
Он до сих пор помнит, как его зазнобило, когда он читал письмецо — полстранички тетрадного листа. Ни женщины, ни друга с руками в шрамах нет в живых. Они погибли в один день. Сперва он, потом она. Он — защищая ее, она — не защищая себя. Убийца же поклялся разыскать Елышева и расквитаться с ним.
Елышев помнил, как женщина бледнела, вспоминая о муже. Она показала ему его письмо: кто-то все же сообщил, что в его доме с его женой живет безвестный, приезжий парень-приблуда. Многих слов в том письме Елышев не понял, они были размыты. Понял только, что смысл этих слов страшен.
Теперь — всё. Всё — позади.
Он разорвал на мелкие клочки исписанный мелкими буквами листок, разорвал конверт. Подержал в ладони, резко бросил в водоворот. Вода увлекла бумажки вглубь.
Еще одна часть его жизни исчезла. Но не из памяти. Просто к ней уже нет возврата.
Гибель этих людей пробудила в Елышеве нехорошее чувство. Всплыли в его душе и остались на ее поверхности застывшей накипью худшие его качества: неверие в людей, презрение к ним, ко всем вообще, без разбора, невзирая на ум, образование, пол. С того дня именно эти, худшие качества стали определять его характер. Нет, он вовсе не намеревался мстить людям, он просто всех вычеркивал из жизни — за ненадобностью. Тех, кто почему-либо оказывался нужным, вычеркивал позже, когда надобность в них проходила.
Встречи с убийцей он не боялся: пусть появится, адрес найти нетрудно, он ведь писал, и не раз, в поселок, — пусть появится, а там видно будет — кто кого. Но убийца не появился до тех пор, пока Елышева не перевели в другой гарнизон.
Командиры быстро обратили на него внимание. По истечении третьего года службы его не уговаривали остаться на сверхсрочной: даже командир полка считал этот вопрос давным-давно решенным.
По сути, с самого начала службы отношения с офицерами складывались у него удивительно хорошо. Впервые же Елышев понял, какое место занимает в дивизионе, когда остался на сверхсрочной, а их часть уже перевели в Новоднепровск. Однажды офицеры отправились на рыбную ловлю в кучугуры. Елышев должен был утром, по пути с вещевого склада, завернуть в речной порт и забрать рыбаков-офицеров. Машина — обыкновенный армейский двухтонный грузовик, даже без тента над кузовом. Естественно, Елышев предложил командиру дивизиона занять место в кабине рядом с водителем, но тот лишь улыбнулся — ты, мол, на службе, а у нас выходной — и подтолкнул Елышева к кабине, сам же ловко забрался в кузов к остальным офицерам. Водитель — солдат первого года службы — уважительно смотрел в лицо садившемуся рядом старшине. «Чего ты?» — спросил Елышев. «Вот как он к вам! Лучше, чем к нашему лейтенанту», — ответил солдат. «Поехали!» — приказал Елышев.
И отношения с рядовыми не омрачали ему жизнь. Он был придирчив, строг, резковат, близко к себе никого не подпускал и сам ни к кому в душу не лез, но солдаты по-своему любили старшину-сверхсрочника. Восхищались и его похождениями, о которых в конце концов становилось известно в казармах. После той осенней истории с домом в Крутом переулке ему даже сочувствовали, потому что при всех личных неприятностях он все равно оставался справедливым. Внешне сильный характер всегда вызывает положительную реакцию окружающих, тем более — в армии. А каков по существу характер у Елышева, ни
Подкатили милицейские машины. До их приезда капитан не сказал Елышеву ни слова. Но как только появилась милиция, громко, чтобы услышал прибывший лейтенант, заявил:
— Наверняка пьянчуга. От бабы шел или к бабе. Тут его такой же забулдыга и прикончил. Ревность-то мозги всем туманит. Ты здесь пока оставайся, — сказал капитан Елышеву и отправился на КПП сдавать дежурство.
При слове «ревность» Елышев зябко поежился, но не проронил ни слова. Он убеждал себя не думать о последствиях, старался вообще ни о чем не думать. Но так или иначе, он знал, что его обязательно вплетут в следствие по делу о смерти Петрушина. Привалов немедленно свяжет все с осенней историей, когда старшина поступал не слишком-то умно. Вот и сейчас: если б не эта глупая отлучка с дежурства, если б не поддался он на уговоры…
Судебно-медицинский эксперт, приехавший с милицией, обследовав Петрушина, констатировал смерть и высказал предположение, что она наступила более шести часов назад, вскоре после полуночи. Смерть, однако, наступила, по мнению врача, не как следствие удара в область виска, а несколько позднее. Но точный диагноз, подчеркнул врач, поставит вскрытие и последующее исследование.
Затем милицейский лейтенант исследовал карманы Петрушина. Он, кстати, сразу опознал покойного и, многозначительно покачав головой, добавил: «То-то удивится Привалов». Карманы были пусты, если не считать, что из одного торчал молоток. Ничем не примечательный. Абсолютно новый. Лейтенант, не снимая перчаток, осмотрел его, завернул в газету, передал эксперту.
— Чистенький, как огурчик поутру на росе. Похоже, подсунули ему, — сказал лейтенант и, кивнув в сторону Петрушина, добавил: — Вроде пахнет спиртным от него.
— Да, есть такое, — откликнулся милицейский старшина.
Врач немедленно уточнил:
— Небольшая доза. Для таких, как он, — небольшая. От выпитого заснуть он не мог. И на сердце такая доза вряд ли сильно повлияла.
— А не могли его сюда принести и положить? — неожиданно для самого себя произнес Елышев.
— Товарищ старшина, не обижайтесь, но мы вас позже послушаем, — как показалось Елышеву, чересчур вежливо произнес лейтенант. — Пожалуйста, не мешайте пока следствию. Тем более, что произошло все не на территории вашей части.
Елышев дал себе слово молчать, пока не спросят. А лейтенант обратился к старшине-милиционеру:
— Поищи бутылку, что ли. На всякий случай. Хотя вряд ли тот, кто с ним пил — если был такой, — оставил бы ее тут. А впрочем, не ищи. Если и пили с кем-то, то не на этом месте. Пожалуй, можно его увозить.
— Но ведь из прокуратуры еще никого нет, — возразил милицейский старшина.
— Сейчас появятся. Только все равно без экспертизы никто ничего не определит. Может, он и сам себя порешил?
— Чего нет, того нет, — твердо сказал врач.
Из-за угла кладбища выскочила светлая «Волга».
— О, сам приехал. Ну, теперь без лишнего трепа. — И лейтенант направился к машине.
Елышев глубоко вздохнул. Действительно, приехал прокурор Привалов.
4
Выйдя из машины, Привалов оглядел всех: каждого поприветствовал кивком головы. Увидев Елышева, удивленно хмыкнул, но тоже кивнул ему, как всем, не показал, что знаком с ним.