Следы в Крутом переулке
Шрифт:
Вежливо постучав в дверь, зашел столяр с новым колом. Привалов завернул кол в газету, передал милиционеру.
— Как сделаете, доложите мне, пожалуйста, лично. Буду вас ждать.
Милиционер ушел. А старичок-столяр не уходил. Привалов вопросительно посмотрел на него.
— Что еще, Афанасьич?
— Если вам интересно, я уточнил. Навигация же только начинается. Так что эту осину на портовый склад завезли с дровяного, что на переезде. Если захотите что выяснить — значит, там.
— Спасибо, Афанасьич. Может быть, и понадобится.
— Говорят,
— Уже говорят?
— Слухи — они ведь словно напасть какая.
— Да, вы правы: слухи ветром носит. Думаю, его не убили, а просто несчастный случай.
— С ним-то? С такими несчастий не случается. Чего он поперся на кладбище-то? У своего дружка-душегуба грехи замаливать, не иначе!
Столяр ушел. Но то, о чем он тут говорил, означало: слухи уже пошли по городу. Столяр, конечно, узнал от милиционеров, но это вовсе не означает, что слухи не поползли дальше. Хорошо это или плохо?
Вряд ли кого огорчит смерть придурковатого прихвостня и Петрушина. Не ахти какая потеря. Многие пожелают поскорее забыть о ней. Но Привалов чувствовал, что отыщутся здесь следы, ведущие из Крутого переулка. И потому он должен заняться этим делом сам, не перекладывать на помощников.
За этими размышлениями и застал Привалова пришедший по его вызову Елышев.
— Садись, — предложил прокурор. — И не волнуйся. Надеюсь, что с тобой, как всегда, все в порядке. А ты сам-то уверен?
— Не знаю, — ответил Елышев, присаживаясь на краешек стула, стоящего у стены.
— Вот это уже хорошо. Сомнения, как говорил Фауст у Гёте, родят природа и дух, когда природа — грех, а дух — сатана. Да ты сядь поудобнее, не дергайся. Поговорим не спеша. Рассказывай все по порядку.
— Так я уж все рассказывал им. Они все записали. Я расписался.
— Меня не то интересует, как ты его нашел, а то, что сам ты обо всем думаешь. И, может быть, знаешь, предполагаешь. Откровенно скажу: хочу, чтобы все мои предположения лопнули мыльным пузырем.
— Не получится этого, — уверенно, но и с горечью сказал Елышев.
— Почему же?
— Предчувствие у меня такое.
— Ну-у, предчувствия часто бывают от больного воображения. Ты ж человек разумный.
— Был бы разумным, не влипал бы в такие истории. Как с осени пошло… И черт меня попутал связаться с этими сличковскими дочками.
— Сам ведь знаешь: они не все одинаковые. Малыха, наверное, не жалеет, что на Вере женился. Вот твои-то обе — хищницы, что верно, то верно. Но ты же, кажется, с ними развязался. Или я ошибаюсь?
— Он хотел меня убить, — не ответив прямо на вопрос прокурора, убежденно сказал Елышев. — А кто-то взял да убил его. По дороге. Он шел за мной, я уверен. Но встретил кого-то, кто дальше ему идти не позволил. Наверняка так было.
— Напридумывал прилично, — протянул Привалов. — Общение с доктором Рябининым всем вам на пользу не идет. Вместо того, чтобы о фактах говорить, начинаете
— Доктор ни при чем. Я его с осени и видел-то раза два мельком. С того дня, как мы втроем… с вами… сидели у него. Когда закончилось дело Сличко. Но, поверьте, Петрушина не зря кто-то убрал. А он — меня хотел.
— Раз ты так уверен, тем более выкладывай все, что знаешь.
Елышев добросовестно рассказал обо всех утренних событиях. Однако о том, что отлучался в полночь с КПП, почему-то умолчал. А ведь когда шел к Привалову, хотел и об этом рассказать. Почему умолчал? Потому ли, что знал: прокурор любит краткость и точность, а с этой своей отлучкой Елышев до сих пор сам не разобрался.
— Ты по рукам и ногам связан с этой семейкой, — сказал Привалов. — Понимаешь это?
Елышев, соглашаясь, кивнул, по тут же добавил:
— А что я могу сделать?
— Я надеюсь на твою память. И правдивость. Но ты что-то скрываешь. Во время дежурства ты отлучался с КПП?
— Ну-у, например, в казармы ходил… — нерешительно протянул Елышев. Он уже совсем было собрался сказать и о другой, полуночной отлучке, как прокурор перебил его, словно в его планы вовсе не входило узнать у старшины все именно сейчас.
— Знаешь что? — предложил Привалов. — Посиди где-нибудь в скверике напротив, сделай такое одолжение. И глаз не спускай с входа в прокуратуру. Когда отсюда выйдет одна известная тебе женщина, возвращайся ко мне. Но чтобы она тебя не видела. Договорились?
— Если б я и не хотел, могу разве отказаться?
— Не можешь или не хочешь — откажись.
— А кто она?
— Увидишь сам. Неужели не догадываешься? Ладно, иди.
Елышев встал со стула, не спеша подошел к двери, на секунду задержался, может быть, признаться в чем-то, но прокурор уже взялся за телефонную трубку, и Елышев бесшумно прикрыл дверь. Вниз по лестнице он сбежал быстро.
Привалов позвонил в Яруговскую больницу, но доктора Рябинина на месте не оказалось. Прокурору ответили, что его вообще сейчас в больнице нет. Не отвечал и домашний телефон доктора.
Чего, собственно, хотел Привалов от Рябинина? Только ли узнать, какое впечатление произведет на доктора известие о смерти Петрушина? Конечно, Рябинин и его друг Чергинец помогли прокурору в сборе информации при расследовании тех осенних событий в Крутом переулке. Доктор даже успел их описать. Читая его записи, Привалов еще больше убедился, что история с возвращением Сличко не завершена. Разница лишь в том, что Рябинин был уверен, что во всем разобрался с помощью Привалова. Прокурор же все эти месяцы никак не мог избавиться от ощущения, что все события были только началом, за ними обязательно должны последовать новые. Вот они и последовали. Что же теперь, радоваться своей проницательности? Радоваться можно было бы в том случае, если бы он сумел предупредить их.