Следы ведут в Караташ
Шрифт:
Времени для раздумий не было ни минуты. Как нарочно, никого из руководства в городе не осталось — в центре проводилось совещание по вопросам хлопководства. И Югов решил действовать на свой страх и риск. Он перевел часть женщин, стариков и детей во двор комитета партии, обнесенный высокой кирпичной стеной. Другую часть разместил в соседних каменных домах... Оружия в подвалах было много, патронов тоже хватало. Был еще старенький «максим». Его установили на чердаке, откуда хорошо простреливалась вся главная улица и северная сторона примыкающих к ней переулков.
За каких-нибудь
Время тянулось медленно. Дети, разбуженные внезапной суматохой, кричали; матери, как могли, успокаивали их; все переговаривались вполголоса. А когда наконец над лиловыми горами забрезжил рассвет, все встали по своим местам — к дверям, к бойницам, к окнам, забаррикадированным мешками с песком.
Югов первый увидел со своего чердака в бинокль, как у петли, что делает дорога, уходящая к Голубым озерам, появилось белое облачко пыли... Облачко все росло и вытягивалось вдоль дороги; потом из него вынырнули первые всадники. Югов узнал Аламбека по его ярко-зеленому халату.
Вперед вырвался небольшой отряд и стал обходить город по каменистой пойме Кызылдарьи. Югов подумал, что своевременно отослал Рахима с донесением на юг — замешкайся он еще на полчаса, и все пути были бы отрезаны.
Скоро другой отряд басмачей показался у Кампырравата. Не останавливая коней, бандиты достигли первых домов города и рассыпались по его многочисленным улочкам и переулкам. Тем временем и Аламбек с основными силами подошел к Узунабаду. Однако город встретил их тишиной, дворы и дома были пусты; со всех сторон спешили к Аламбеку джигиты с нерадостными известиями.
Югов внимательно наблюдал за тем, как развивались события. Все шло по задуманному плану и все-таки он очень волновался — впервые сам принимал решение, впервые отвечал за жизни доверившихся ему людей. Это заметно было и по всей его ссутулившейся, напряженной фигуре, по тонким нервным пальцам, вцепившимся в полевой бинокль.
Аламбек во главе отряда осторожно продвигался вперед по главной улице городка. Верные нукеры плотным кольцом окружали своего командира.
«Ну, будет баня», — подумал Югов. Он уже лежал у пулемета и следил за улицей сквозь узкую щель прицела.
Ближе... Еще ближе... Теперь, кажется, самое время. Всадники были совсем рядом: слышался громкий разговор, фырканье коней и звон снаряжения.
Югов до боли в пальцах сжал рукоятки пулемета. Пулемет дрогнул, первая свинцовая очередь хлестнула по басмачам. Конь под Аламбеком осел и медленно повалился набок. Аламбек успел выброситься из седла... Пригибаясь, он побежал через улицу в мертвое пространство между стеной и пулеметом. Югов послал ему вдогонку вторую очередь, но пули ушли выше головы.
Басмачи понемногу оправились от страха — укрывшись, они постреливали из-за углов, с крыш соседних домов: пули чиркали по стенам.
— Эй вы, трусы, испугались горстки грязных гяуров! — кричал Аламбек, размахивая маузером.
Несколько раз пробовали басмачи перейти в открытую атаку, но откатывались назад, оставляя в пыли убитых и раненых.
Пули басмачей изрешетили всю кровлю над головой Югова; среди обороняющихся были уже первые жертвы, женщины перевязывали раненых в глубине двора под старой чинарой.
В стороне базара взметнулось яркое пламя, повалил густой черный дым.
«Дома жгут, сволочи!» — подумал Югов.
Вскоре пламя заиграло в разных концах города. Югов разгадал план Аламбека: под прикрытием дыма отвести свой отряд назад — в горы.
И действительно в конце улицы появились бегущие факельщики. Югов нажал на гашетку. Один из басмачей упал, подмяв под себя факел. Плотный дым вырвался из-под распахнутого халата. Потом халат вспыхнул: раненый басмач вскочил, сбивая руками огонь.
Напуганные случившимся, остальные прижались к стенам. Во двор — на детей и женщин посыпались яркие искры, головни и пучки просмоленных пылающих тряпок. Пули настигали поджигателей, но их становилось все больше...
Тут и там на фоне огня беспорядочно метались темные фигуры. Югов, стиснув зубы, бил и бил по ним из пулемета.
Потом стрельба стихла. Дико ржали брошенные басмачами кони; трещали, догорая, постройки вокруг здания комитета; во дворе кричали дети...
Аламбек ушел. Но басмачи, попавшие позднее в руки красноармейцев, говорили, что после неудачной вылазки в Узунабад Аламбек потерял авторитет в глазах отряда. Говорили, что однажды ночью он бежал за Памир. Отряд сам по себе распался на мелкие банды.
Не вернулся Аламбек и на следующий год. И еще пять лет не было о нем ничего слышно. Он снова появился в тридцатом — с небольшим отрядом в двадцать человек: промчался ураганом вдоль Голубых озер и снова исчез в горах. Рассказывали, что был с ним молодой джигит, с которым Аламбек всегда советовался. Старики клялись, что это не узбек. Лет двадцать ему было — узкое лицо, нос крючком, спокойные синие глаза.
Зачем приходил Аламбек, никому неведомо. Ушел он так же неожиданно, как и появился. А через несколько лет просочились из-за кордона смутные слухи, будто погиб он от руки своего же нукера. Не поделили добычи — нукер убил его, а тело сбросил в глубокий колодец...
Раскрытые карты
Джеферсон замолчал.
— Итак, вы прибыли на границу в тридцатом? — Харди нетерпеливо поерзал в кресле.
— Да.
— С кем вы были связаны?
— Я исполнял обязанности секретаря при консуле Дэвисе.
— Кто осуществлял непосредственное руководство операцией?
— Дэвис.
— В чем она заключалась?
— У Дэвиса имелись сведения об антисоветском заговоре в республиках Средней Азии. Мы должны были поддержать его извне.