Слепая зона

Ильина Наталья Николаевна

«Надеюсь», – подумал Максим, уходя.

Тварь уничтожала пятую по счету мышь. На этот раз – где-то несколькими этажами выше комнаты, в которой заперли меня. Заперли, как опасного зверя в клетке. Я прошлась по периметру стен – окон не было, местонахождение двери я могла определить только по памяти – стены состояли из островерхих пирамидок, на ощупь похожих на зубы динозавра.

– Звуконепроницаемая защита, – объяснил виноватым тоном Вячеслав. – Они должны убедиться, что ты не

имеешь к этому отношения.

Пускай убеждаются. Я вернулась к низкой скамейке и села, сложив на коленях руки, в ожидании, когда вернется Тварь. За мной наблюдали, не могли не наблюдать, ну и пусть!

Ощутив знакомый холодок на спине, я помахала невидимым камерам рукой. Ничего. Встала, пошла к тому месту, где должна быть дверь, и снова помахала рукой. Ничего. Пихнула Тварь, виноватую только в том, что ей дали поесть, но она лениво пласталась по остриям потолка (интересно, она вообще замечает рельеф поверхности?) и не реагировала.

– Эй!

Звук всосался в стены, как в вату. Мне стало не по себе. Тварь шевельнулась и плюхнулась на плечи. Я поежилась, но не прогнала. Это я транслирую свой страх, или она чувствует что-то недоступное мне? Снова попробовала крикнуть, и снова мое «Эй, там!» провалилось в бездонный колодец тишины.

Дверь распахнулась, целую вечность спустя, оглушив меня звуками: топотом, громкими голосами, чьим-то покашливанием, далеким настойчивым зуммером. Выдернутая из непонятного состояния не то сна, не то бодрствования с грезами наяву, я подскочила как ужаленная и рванула к выходу. Слезы на лице я заметила только тогда, когда знакомые горячие руки поймали меня и принялись вытирать их.

– С-скоты! – разъяренно прошипел Максим, обнимая меня.

Его было так много, что казалось, я уместилась в объятиях целиком, завернулась в него, как в плащ-невидимку, из которого никто-никто не сможет меня достать, чтобы засунуть еще куда-нибудь.

– Я в порядке, в порядке, – слова спотыкались об заикание, я захлебывалась ими, и успокоить Максима не получилось, наоборот.

– Где Вощин? – грозно зарычал он на кого-то.

Этот кто-то испарился так быстро, что я даже не поняла – в какую сторону.

– Успокойтесь, капитан Дежин.

Профессор старался говорить ровно, но голос у него дрожал от возбуждения. Тварь поджалась, уплотнилась, и я едва не опоздала. Придавила ее всей накопленной яростью на половине броска к профессору. Он точно не нравился ей! От усилия подогнулись ноги, и я повисла на Максиме, как тряпка.

– Ей плохо, вы что, не видите? – рявкнул он и подхватил меня на руки.

Я была бы счастлива, но не могла отвлечься, продолжая давить упиравшуюся Тварь. Только процедила сквозь сомкнутые зубы:

– Пусть уйдет. Профессор пусть уйдет…

Через час или около того, когда все немного успокоились, мы собрались в том же кабинете, куда меня

привели в первый раз. Оказывается, это и не кабинет был вовсе, а одна из лабораторий. Замученная мною Тварь и я, измученная борьбой с ней, были одинаково вялыми. Она висела прямо над головой, а я растеклась по спинке стула, обе руки – в руках у Максима, сидящего рядом. Чуть раньше он отпаивал меня горячим чаем, тихо переругиваясь с расстроенным Вячеславом, и рассказывал новости про «Фармком» и Михаила Яковлевича. Профессор где-то изучал присланные ему документы из уничтоженной лаборатории.

– Света, простите за этот инцидент, – с искренним раскаянием извинился Вощин. – Вы прилегли, и мы решили, что уснули…

– Не уснула! – Я все еще сердилась, но скорее уже на себя – за испытанный страх, – чем на горе-экспериментаторов. – Вы себе глаза завяжите и посидите там пару часов! Если бы не Тварь, с ума бы сошла, наверное.

– А что Тварь?

– Ну… – Я попыталась подобрать слова для того, что происходило между нами в наглухо закрытой комнате, и не смогла. – Мы пытались общаться.

– Удалось?

– И да, и нет.

Не то чтобы я хотела оставить в тайне случившееся, просто сначала хотелось услышать, чего добились профессор и компания.

Словно подслушав мои мысли, Максим повернулся к Вячеславу:

– Что вам удалось понять?

– А ни черта, – почти весело отозвался Вощин. – Ни веса, ни объема, никакого излучения, никакой реакции на изменения среды – температуру, радиацию, магнитное и иное излучение. То, чего просто нет, вывернуло пять мышей наизнанку и испарилось через бронированные, противовзрывные, противорадиационные – именно в такой последовательности – двери-стены-потолки. Так что единственным специалистом по Твари была и остается Света.

– Хреново. Я бы перепоручил эту великую честь кому-нибудь. Профессору твоему чокнутому, например, – проворчал Максим.

– Он не мой, – обиженно возразил Вячеслав. – Ты лучше расскажи, что начальство решило делать?

– Да не знает оно ни хрена. Уцепилось за идею производства нового оружия, даже про наркоту забыло, а Тварь – это так, между прочим…

– Но мы же теперь знаем, где остальная ее часть! Нужно пойти туда, и она отстанет! – вмешалась я, осененная предвкушением свободы.

– Пойти туда не получится, завод и подступы к нему оцеплены, территория зачищена, – возразил Максим.

– Но мне же нужно… – растерянно пролепетала я.

И в этот момент Тварь напряглась. В комнату вошел профессор.

– Кажется, я знаю, в чем дело, – сухо сообщил он и обошел большой стол с противоположной от меня стороны. – Многого не хватает, но общий принцип рассуждений Ярковского мне понятен. И понятна причина, по которой эти сущности оказались здесь. И даже то, почему они продолжаются оставаться на месте взрыва. Ведь они еще там?