Слепой секундант

Плещеева Дарья

* * *

Гиацинта влетела в возок, как метелица, — впустила морозный воздух, принесла аромат из модной лавки, и вместе — запах малины, свежеотутюженного полотна, еще чего-то домашнего.

— Господин Соломин, я уж больше не опозорюсь! — воскликнула она.

Тимошка легонько хлопнул коней кнутом — и они с места приняли с такой резвостью, заложили такой лихой поворот, что Гиацинта повалилась на Андрея.

— Роль ваша — роль обиженной и напуганной сиротки, — напомнил Андрей, боясь пошевелиться, чтобы не обидеть и не насмешить своим брыканием девушку.

— Да, я справлюсь, я уже дома репетировала.

— Как?!

— При родне. Должна же я была показать им убогое создание… Господин Соломин, вы ведь все знаете — точно ли матушка выйдет замуж за господина Валера?

— По крайней мере, он твердо решил с ней повенчаться.

— И мне тогда придется звать его батюшкой? Как это странно… Я его с младенчества знаю, он мне с ярмарки деревянные игрушки привозил… Какой же он батюшка? У меня перед ним и страха нет! Вот если бы вы…

— А передо мной страх есть?

— Да, — подумав, ответила Гиацинта. — Я вас немного побаиваюсь. И при этом знаю, что могу совершенно вам довериться… Кабы вы и впрямь были моим братом! Как бы я вас любила!

Разговор становился опасным.

— Госпожа графиня, у которой вы будете жить, дама взбалмошная и сумбурная, — сказал Андрей. — Сейчас у нее жажда светских развлечений сменяется покаянием, так что придется соответствовать. Сперва забейтесь в уголок и тихонько жалуйтесь, что нельзя сходить помолиться в храм Божий. И только потом, вызвав сочувствие у домашних женщин, начните добывать сведения. Вам нужно узнать про семейство Поздняковых и про свадьбу, которая там намечается — полагаю, сразу после Пасхи. Узнайте, где будут венчать — здесь, в Москве, или в деревне. Все сплетни вокруг свадьбы нам тоже нужны. Особливо о том, не было ли у невесты нежелательных приключений с французскими мнимыми маркизами…

— Это я узнаю, — твердо сказала Гиацинта. — Я умею подольститься к старухам.

— Затем — у графини Венецкой где-то спрятаны письма, опрометчиво написанные Марьей Беклешовой тому же мнимому маркизу. Эти письма нужно похитить. Во-первых, они могут вывести на след злоумышленников, а во-вторых, молодой граф повенчался на Беклешовой, и лучше, чтобы свекровь никогда в жизни не могла трясти этими бумажками перед невесткой. Вы поняли меня?

— Еще бы не понять!

— И будьте бдительны. Те, кто боится, что вы опознаете маркиза де Пурсоньяка, будут искать случая расправиться с вами. Они уже догадались, что я их преследую… — подробности были ни к чему. Андрей не хотел пугать девушку, которая взялась ему помогать.

— Я могу защитить себя. Вот, потрогайте, сударь, только осторожно, — Гиацинта подсунула под руку Андрею немалый нож в потертых ножнах.

— Это что же, турецкий ятаган?

— Покойного батюшки охотничий нож… — Гиацинта вздохнула. — И как это все получается? Я ведь его не любила, а теперь его нож мне, может, жизнь спасет. Что со мной не так, господин Соломин? Отчего я не могла его любить? Оттого только, что он был с нами суров? Я ведь, когда музыкальный учитель меня хвалил, одно думала: вот средство уйти из дома, подальше от батюшки! И теперь мне так стыдно…

— Но теперь, когда батюшки больше нет, вы все еще хотите поступить в театр?

— Я не знаю… Хотя нет, знаю! Я хочу быть актеркой! Но не для славы, нет! Я хочу в «Сбитенщике» господина Княжнина Пашу сыграть! Какая там у нее ария! — и Гиацинта запела: — «Я того не понимаю, чем тогда изнемогаю, как смотрю я на тебя: сердце ноет, сердце бьется, кровь кипит и мысль мятется, и не помню я себя!»

Голос действительно был прекрасный — глубокий, сильный и звонкий разом.

— Ах какая же я… Батюшку едва похоронили, а я пою! — вдруг возмутилась Гиацинта. — Но ведь и не петь я не могу… Как же быть?

— Взять себя в руки, сударыня, это я вам как старший брат говорю. Не дай бог, в особняке Венецких приметесь фиоритурами [10] блистать — тем ваша роль и закончится… А вы ведь хотите сыграть ее с блеском, госпожа Гиацинта?

— Да, хочу, хочу! Хочу, милый братец! Мне так недоставало братца, чтобы и поругал, и похвалил… — и Гиацинта неожиданно прижалась к Андрееву плечу. — Мы ведь даже похожи, только у меня волосы чуть темнее, и на солнце рыжиной отдают, и еще вьются… И мы оба белокожи… Может, вы все-таки мой братец?

10

Фиоритура (итал. fioritura, буквально — цветение) — название музыкального украшения, один из способов аранжировки.

Тут только до Андрея дошло, что девица не просто балуется, играя роль дитяти, а самым натуральным образом за ним «машет». Модное словечко это явилось в свете непонятно откуда. Умные люди предполагали, что всему виной язык веера, им передавались любовникам или постылым поклонникам краткие сообщения. Махать веером можно было с высоким смыслом: закрывая его — сказать «нет», раскрывая — «да», быстро трепещущим жестом передать волнение, медленно трепещущим — поощрение. Про затеявших страстный роман судачили, что меж ними «великое махание». «Он за ней машет», «она за ним машет», — говорили в свете, и никаких разъяснений не требовалось.

Андрей растерялся.

— Предлагаю считать меня братцем, — сказал он, — и в качестве такового всячески ценить и уважать…

— Я готова, готова!

— Тогда слушайте… — и Андрей стал пересказывать историю женитьбы графа Венецкого.

Гиацинта, как и положено юной девице, у которой на уме лишь кавалеры и поцелуи, слушала, затаив дыхание. Так и доехали до Гончарной.

Граве мало того что не спал, ожидая гостью, так еще и собственноручно сварил кофей на спиртовке и каких-то немецких заедок ей припас, марципановых ягнят, орешков, угощения хватило бы на весь Смольный институт. Но «махать» за Гиацинтой даже не пытался — явил отчего-то крайнюю степень высокомерия, сам же усадил девушку за стол — и сам же принялся торопить; отчего-то стал насмешничать над ее платьем. Андрей даже растерялся — он знал, что кавалер, вздумавший обхаживать девицу, бывает неуклюж и нелеп, но Граве всех, кого Андрей мог припомнить, переплюнул.

Наконец Тимошка отвез Гиацинту с доктором к Венецким и вернулся за барином.

— Ты не заметил — никто за тобой не увязался? — спросил Андрей.

— Вроде нет. Да мы скоро ехали, — похвастался Тимошка, с первого взгляда полюбивший новых коней. — Извозчик бы и не угнался.

— Коли так — вези меня домой.

По дороге Андрей думал, что неплохо бы наладить присмотр за особняком Венецких. В тот день, когда у молодого графа достанет мужества доложить матушке о венчании, возможны всякие недоразумения. Графиня может поднять шум на всю столицу, а может и потребовать к себе невестку, чтобы принять в распростертые объятия. С другой стороны, неплохо бы убедиться, что о переселении Гиацинты в особняк известно только Валеру, Элизе, Граве, Тимошке и самому Андрею.