Слепой в шаге от смерти
Шрифт:
– Как это сам? Мы же с ним всегда так – я ему снимки, он мне бабки. Так не пойдет, ребята. Вы сказали – привезете.
– Пойдет, Эдуард, пойдет. Ты не нервничай, не ерепенься.
– Моя работа – ваши деньги.
Вяткин не на шутку разошелся и останавливаться не собирался. Он рассчитывал на эти деньги, знал, Бутаков всегда платит сразу из рук в руки, а тут начинаются какие-то непонятные проволочки. Пепел с сигареты падал прямо на пол, а Эдуард зло метался по квартире, потрясая кулаками.
– Ну, побегал? – остановил
– Да, успокоился.
– А теперь сядь вот в это кресло и не дергайся.
– Зачем это я буду садиться?
– Сядь и послушай. Я тебе кое-что, Эдуард, хочу рассказать.
– Что ты мне можешь рассказать?
– Объясню.
– Мне не твои объяснения нужны, а деньги.
– Да Ты сядь, не волнуйся.
Эдуард сел в кресло и затылком почувствовал, что его голова уперлась во что-то твердое. Он резко повернулся: ствол пистолета с коротким глушителем смотрел ему прямо в глаза – черный, пустой и страшный.
– Вы что, ребята? Кончайте шутить!
– А почему бы не пошутить, Эдик?
– Это.., правда.., шутка?
– Конечно, шутка…
Но шутить ни Груздов, ни Кириллов не собирались. Груздов держал пистолет, целясь фотографу в глаз.
– Если ты, Эдуард, сейчас шевельнешься или пискнешь, пуля войдет тебе прямо в глаз, расшибет затылок, и мозги разлетятся по всей квартире. Так что, будь умницей и не дергайся. А ты давай, сказал Груздов, кивнув Кириллову.
Тот кивнул в ответ.
– А ну, закатай-ка рукав! – приказал Кириллов, а сам направился к дипломату, лежащему на столе.
– Зачем?
– Заткнись и делай, что говорят.
– Не буду!
– Будешь.
В руке Кириллова появился резиновый жгут ярко-оранжевого цвета, абсолютно новый.
– Вот видишь, как все хорошо? – затягивая жгут на плече фотографа, сказал Кириллов.
– Что хорошо? Что вы задумали?
– Ничего страшного, Эдик, мы не задумали.
Немножко наркотиков. Поверь, они качественные, ты поспишь часиков двенадцать-четырнадцать, потом проснешься, и все будет как всегда.
А к этому времени Григорий Германович перешлет тебе денежку. Так что ты проснешься богатеньким, понял?
– Не хочу! Не надо!
– Не дергайся! – зло приказал Груздов, приставив пистолет прямо к глазу Вяткина.
– Эй, поосторожней, – Эдуард попытался отклониться, но дуло неотступно следовало за ним.
– Тихо, тихо, – набирая жидкость в шприц, урезонивал фотографа Кириллов. – Дай сюда руку.
Сожми пару раз пальчики.., ну, сильнее сжимай.
Эдуард, панически боясь выстрела в голову, сжал пальцы левой руки.
– Ну, вот и прекрасно.
На сгибе выступили две голубоватые вены. Лев Кириллов довольно профессионально нашел иглой вену, втянул кровь в шприц, проверяя, попала ли игла в цель, а затем медленно ввел содержимое шприца в вену.
– Жгут сними, – напомнил
Лев дернул жгут, тот упал на пол.
– А ты сиди.
Через пять минут голова фотографа Вяткина склонилась на грудь, волосы сползли на лицо.
– Давай подождем немного, – Кириллов положил шприц и уже пустую ампулу на журнальный столик, немного постоял, как бы раздумывая, затем взял руку Вяткина, сунул в нее ампулу и несильно сжал пальцы.
– Ну, вот и порядок. Отпечатки нарисуются. То же самое сделай и со шприцем, – одобрил Груздов Кириллов посмотрел на часы.
– Он уже готов, – сказал Груздов.
– Проверь.
– Пульса нет.
– Тогда пошли.
Напоследок Кириллов еще раз приложил пальцы к артерии Вяткина, подержал и удовлетворенно кивнул головой.
– По-моему, ему кранты, действует через семь минут. Так что, уже подействовало. Уходим.
И они, не спеша, словно уходили на работу, вышли из квартиры, захлопнули дверь. Замок щелкнул. Дождавшись, когда кабина лифта поднимется, Аркадий Груздов и Лев Кириллов вошли в лифт.
Эмма Савина благополучно добралась до Комсомольского проспекта. Правда, один раз гаишник остановил ее, но, увидев за рулем молодую красивую женщину, да еще улыбающуюся, махнул рукой, дескать, поезжайте, не задерживайте движение.
Эмма заехала во двор, затем взяла в руки пакет с аппаратурой, лежащий на переднем сиденье, и взглянула в стекло. Из подъезда Эдуарда выходили Кириллов и Груздов, о чем-то оживленно переговариваясь. Она их узнала сразу, слишком приметные были мужчины, крупные, широкоплечие, да и держались всегда уверенно. Савина уже потянула ручку на себя, но что-то заставило ее остановиться. Она вжала голову в плечи и пригнулась к баранке.
«Черт с ними! Зачем нам сталкиваться? Еще начнут расспрашивать, зачем я приехала к Вяткину, и у него могут возникнуть неприятности. Ведь он оставил аппаратуру, сам не забрал. Эдик, хоть и гомик, но парень невредный. Пусть уйдут».
Эмма видела, как Кириллов и Груздов сели в черный джип, припаркованный в дальнем углу двора возле детской беседки, как джип выехал, сдав назад, развернулся, а затем быстро покинул двор.
Номер у машины был заляпан грязью, причем до такой степени, что, если и захочешь, вряд ли сумеешь прочитать на ходу цифры и буквы.
Эмма задумалась, ею овладели тревожные предчувствия.
«Какого черта они приезжали к Вяткину? А может, забрали снимки?» – в своих догадках она была недалека от истины.
Савина выбралась из машины, вынула пакеты, затем вошла в подъезд и вызвала лифт, двери которого открылись тотчас. На ее звонок не последовало никакой реакции.
«Может, в лаборатории сидит, или в ванне?»
Эмма долго копалась, отыскивая ключи от квартиры фотографа. Они оказались на дне сумки среди тюбиков помады.