Слепой в шаге от смерти
Шрифт:
Еще раз Григорий Германович пробежал список глазами, потом устало откинулся на спинку кресла. Было уже за полночь, причем далеко за полночь. Он поднялся, подошел к окну и, отодвинув планку жалюзи, выглянул во двор. Груздов и Кириллов садились в автомобиль.
«Эти не подведут. Они у меня тоже на крючке, в случае чего, сдам с потрохами. Хотя, что толку их сдавать, они и так никуда не дернутся, у них руки в крови по самые плечи».
В половине шестого Эдуард Вяткин, смертельно уставший, приехал к себе домой с презентации. Машину бросил у подъезда
«Перекусим и за дело».
Вяткин включил автоответчик. За время его отсутствия записалось несколько звонков, но все они были неважные, и Эдуард лишь скривился.
Глаза фотографа поблескивали, от усталости его покачивало.
"Чай, чай.., крепкий чай – вот что меня спасет.
И парочку таблеток для возбуждения".
Пока чайник закипал, он уже успел сделать себе два огромных бутерброда: один – с ветчиной, второй – с холодной телятиной. Быстро их съел, запивая горячим крепким чаем, затем проглотил таблетку и через десять минут почувствовал прилив бодрости. Глаза уже не блестели болезненно и воспаленно. Эдуард включил музыку и направился в фотолабораторию. Самое главное – это пленки, те, которые хранились на дне кофра. Он быстро их проявил, а пока пленки сохли, выпил еще чашку чая. Затем начал просматривать негативы.
«Отпечатаю все, чего бумагу жалеть! Пусть Бутаков сам выбирает».
Квартира у Эдуарда Вяткина была трехкомнатная. Маленькую комнату занимала фотолаборатория, оснащенная так, что мог позавидовать любой фотограф. Лаборатория была самой современной, и стоило все это огромных денег. Но она себя окупала, и окупала сторицей.
Вяткин не бедствовал. Жил он, естественно, не только на те деньги, которые платил ему Бутаков:
Эдуард неплохо подрабатывал в журналах и во всевозможных бульварных газетенках. Там, правда, платили ему не так уж много, но зато к качеству особо не придирались.
«Ничего себе! – Эдуард восхищенно присвистнул, облизывая пересохшие губы, когда один за другим начали появляться отпечатки. – Ну дает, ну молодец! – снимки были не просто хорошими, а замечательными, мужчина на фотографиях получился прекрасно. – За такие снимки у Бутакова можно и премию сорвать».
Хотя Григорий Германович, и Вяткин знал это, за хорошую работу всегда и сам расплачивался соответственно. В скупости или недальновидности обвинить его было невозможно: платил Бутаков всегда щедро, как бы даже вперед, на перспективу.
Зазвонил телефон. Вяткин стряхнул пепел с рукава и потянулся к трубке.
– Алло, – устало сказал он в микрофон.
– Ну что, работа сделана? – раздался знакомый голос.
Поскольку с ним не поздоровались, Эдуард решил ответить взаимностью и сразу перешел к делу:
– Через полчаса или, точнее, минут через сорок снимки будут сухие.
– Можно приехать забрать?
– Да, можно. Но лучше завтра. Я очень устал,
– Завтра, между прочим, уже давно наступило, – заметил Кириллов, а это был именно он, и добавил:
– Так что, скоро будем.
– Завтра – это днем, я имею в виду.
– Нет, не получится. Мы тоже, Эдуард, люди подневольные, нам велели сейчас забрать.
– Ну, тогда приезжайте. А «это самое» привезете?
– Привезем.
– В таком случае, я тем более не в претензии, – Вяткин приободрился, положил трубку и занялся просушиванием фотографий.
Он ходил по комнате, пил чай, курил, потирал руку об руку, наблюдал за тем, как медленно прокручивается барабан глянцевателя. Дело было сделано, можно сказать, деньги уже в кармане. А как потратить их, Эдуард уже придумал.
Снимки высохли. Он сложил их в две аккуратные стопки, рассовал по конвертам. Затем долго возился с негативами, прекрасно зная, что Бутаков и его люди всегда требуют не только снимки, но и негативы к ним.
– Хитрые, не оставляют следов! – запаивая в пластик негативы, бормотал фотограф, – захотел бы, мог бы дубликаты сделать, но.., лень.
В дверь позвонили. Вяткин включил свет в лаборатории и неторопливо двинулся к входной двери. Он заглянул в глазок. Лев Кириллов улыбался. Эдуард повернул ключ, отодвинул стальную щеколду из нержавейки и впустил гостя. Гость оказался не один.
– Доброе утро, – усмехаясь, сказал Кириллов и протянул руку.
– Мокрая, – объяснил Вяткин.
Кириллов потряс руку фотографа за запястье.
Аналогичным образом поздоровался и Аркадий Груздов.
– Ну, что, работа сделана?
– Сделана, – подтвердил Эдуард, поглядывая на дипломат в руках Груздова.
– Дай посмотреть.
– Смотри, не смотри, – все как всегда. Баба та же, только партнеры меняются. Вот уж она вас выручает! Сносу ей нет.
– Не болтай, – предостерег Кириллов, – будешь много говорить, мало проживешь.
Вяткин в ответ расхохотался, причем вполне искренне, восприняв слова Кириллова как добрую шутку.
– Дай посмотреть.
– Вон лежат, – указал на столик в фотолаборатории Эдуард.
Кириллов подошел, вытряхнул снимки из одного конверта, быстро посмотрел. Два из них показал Груздову и взялся за второй конверт.
– Ты бы, Лев, с ней тоже не отказался? – спросил Аркадий.
– Да, честно признаться, не отказался бы. Только у меня денег не хватит, чтобы этой красотке ставку заплатить.
– Договорись с Бутаковым, может, он проплатит твой отдых, – все трое засмеялись. – Вот и порядок. Негативы давай, – это было сказано уже фотографу.
– На хрен они мне нужны, бери.
– Они в сумму оплаты входят.
Вяткин отдал негативы.
Аркадий Груздов поставил на стол дипломат, повертел блестящие колесики кодовых замочков, раздался щелчок, и дипломат открылся. Конверты и негативы тут же исчезли.
– А деньги? – спросил Вяткин.
– Да, деньги… Бутаков сказал, сам отдаст.