Слепой. Исполнение приговора
Шрифт:
Учился он, несмотря на возраст, быстро и уже через полгода вполне мог обойтись без своих так называемых партнеров, Хвоста и Бурого. Но время еще не приспело: он не хотел, чтобы задуманная ликвидация выглядела как криминальная разборка. А когда Тульчин и его люди недурно продвинулись в расследовании, почти вплотную подобравшись к организаторам трафика, Степан Лукич дал отмашку Уварову, и тот спустил с цепи вурдалака в темных очках – фантом, старательно созданный по образу и подобию реально существующего агента.
Никакой паникой в действиях отставного генерал-полковника даже не пахло, и были они вовсе не вынужденными, как предполагали все, кто пытался разобраться в причинах разыгравшейся на Припяти, а затем переместившейся в Москву бойни, а заранее тщательно спланированными. Да, Степан Лукич заметал следы, но это делалось попутно, как бы само собой: он просто убирал ставших ненужными деловых партнеров и преданных им людей, а то, что эти люди автоматически лишались
Он понимал, что все это можно было бы проделать намного изящнее, без крови или почти без крови, но не считал нужным отказываться от надежных, проверенных временем методов, которыми пользовался всю жизнь. Вдоволь навоевавшись и покинув строй в результате ранения, нанесенного не в честном бою, а в спину, из засады, он крепко-накрепко усвоил: с чистой совестью сбросить врага со счетов можно, только если он мертв. К чертям почетные капитуляции, договоры и подписки: хороший индеец – мертвый индеец.
Уваров был ему нужен ровно до тех пор, пока не кончится зачистка. Доверия к нему Степан Лукич не испытывал никогда. Этот рыжеусый богатырь с отличной военной подготовкой и мелкой, трусливой душонкой нечистого на руку ябеды напоминал ему могучий дуб с гнилой, трухлявой сердцевиной. Тем не менее, наивным глупцом подполковник не был и наверняка понимал, что приговор ему давно вынесен, и что день, когда этот приговор решат привести в исполнение, не за горами. Имея это в виду, Пустовойтов постарался сделать так, чтобы информация о ходе зачистки поступала к нему из нескольких независимых, не связанных между собою источников. И, когда прозвучал финальный гонг, генерал его услышал – чего, несомненно, не произошло бы, положись он на одного только Уварова. Да и глупо, в самом деле, ждать, что человек с большим опытом работы в органах сам придет к тебе и скажет: я все сделал, товарищ генерал-полковник, можете пускать меня в расход и больше ни о чем не беспокоиться…
Поэтому, когда Уваров позвонил и, сославшись на какие-то внезапно возникшие осложнения, попросил о личной встрече, Степан Лукич не колебался ни секунды. «Вечерком, – сказал он, – на зорьке. Там же, где всегда». После чего, прервав соединение, приказал начальнику своей охраны готовить катер.
Участок, на котором Пустовойтов выстроил дом, задами выходил на реку. Здесь, на берегу, его превосходительство оборудовал надежный причал, на котором при желании можно было накрыть стол на добрых двадцать человек, и поставил эллинг – или, если угодно, лодочный сарай. В эллинге стоял быстроходный моторный катер, довольно скромные габариты которого явились следствием узости и мелководности здешнего фарватера, а вовсе не отсутствия у хозяина Хором денег на настоящую яхту. Никакой особенной подготовки перед плаванием не требовалось: специально приставленный к катеру человек проверил бензобак, который всегда был залит под пробку, положил под кормовую банку запасную канистру и открыл ворота, за которыми сверкала в лучах предвечернего солнца речная вода – та же самая, что плескалась между бетонными сваями, на которых стоял эллинг. Поскольку рыбалка нынче намечалась не совсем обычная, Степан Лукич, помимо моториста, прихватил с собой не одного, как всегда, а целых двух бойцов. С учетом военной подготовки и прочих особенностей, что отличали сегодняшнюю рыбку от ее сородичей, всем троим было приказано взять с собой автоматы. Сам Степан Лукич, с минуту постояв в раздумье перед открытым оружейным сейфом, поднял сомнительно украшенную орлом и свастикой крышку хранящегося на его нижней полке ящика и вооружился одним из пресловутых «вальтеров», которые в последнее время выдавал Уварову один за другим.
Моторист положил в кокпит чехол с удочками, пристроив его так, чтобы был на виду, и на этом подготовка к отплытию завершилась. Как в песне: «Были сборы недолги, от Кубани до Волги мы коней поднимали в поход»…
Мощный двигатель взревел, эллинг заволокло сизым дымом, волна плеснула о сваи, окатив деревянный помост, и катер, волоча за собой расходящиеся углом пенные усы и все выше задирая лакированный нос, вышел на речной простор.
По дороге Степан Лукич подробно проинструктировал личный состав, благо времени на это хватало с лихвой: до излучины, действительно изобилующей окунями и плотвой, где они с Уваровым проводили свои замаскированные под случайную встречу двух рыбаков деловые переговоры, было километров двадцать. Где-то в полутора – двух километрах от конечной точки маршрута рулевой заглушил мотор, и катер почти бесшумно заскользил вниз по течению, подгоняемый ударами предусмотрительно прихваченных весел.
Они пристали к берегу под прикрытием поросшего густым ивняком мыса,
Тем не менее, он был не лыком шит, и забывать об этом не следовало. Жестом приказав бойцам удвоить осторожность и внимательно смотреть под ноги: матерый вояка, ветеран множества региональных конфликтов, Уваров мог подготовить пару-тройку сюрпризов в виде замаскированных в высокой траве растяжек, – Степан Лукич дал сигнал к атаке.
Они двинулись вперед – то по-пластунски, то короткими перебежками, постепенно беря машину со спящим за рулем водителем в широкое полукольцо. Уваров не шевелился: видимо, события финального этапа зачистки так его вымотали, что, вздумав на минуточку прикрыть глаза, он уснул по-настоящему. Первую растяжку Степан Лукич обнаружил лично: привязанная одним концом к вбитому в землю колышку, а другим – к кольцу едва держащейся в запале осколочной гранаты чеки тонкая проволочка совершенно не бросалась в глаза и осталась бы незамеченной, если бы Пустовойтов специально ее не искал. Еще две растяжки обезвредили бойцы; возможно, это было не все, но генерал не придал значения такой мелочи, как несколько оставшихся в тылу, готовых в любой момент разнести кого-нибудь в клочья гранат: устраивать здесь игру в салочки никто не собирался. А если через несколько дней или недель на растяжку напорется случайный рыбак, туда ему и дорога: меньше народа – больше кислорода. Под ноги надо смотреть, и вообще…
Когда дистанция сократилась до несчастных десяти метров, Степан Лукич подал условный сигнал. Он сам и его бойцы четырьмя пятнистыми призраками беззвучно поднялись из высокой травы и открыли по «лексусу» беглый огонь. Грохот длинных очередей, лязг дырявящих железо пуль и звон разлетающегося во все стороны битого стекла разорвали на куски тишину погожего июльского вечера, медвяные луговые ароматы сменились острым, щекочущим ноздри и будоражащим кровь запахом пороховых газов. Пули сладострастно драли кожаную обивку сиденья и камуфляжную куртку на груди сидящего в машине человека, расшвыривая по салону ошметки ткани и поролона. Ветровое стекло внедорожника помутнело, покрывшись частой сеткой мелких трещин, в нем одна за другой появлялись, становясь все шире и сливаясь друг с другом, неровные, похожие на проталины в весеннем льду, дыры. Потом стекло провисло посередине и осыпалось в салон водопадом мелких осколков.
Но раньше, чем это произошло, Степан Лукич через открытое боковое окно увидел, как лежащая на подголовнике голова водителя брызнула во все стороны какими-то рваными, похожими на обрывки картона клочьями, а потом и вовсе слетела с плеч, на лету разваливаясь на куски – и все это, заметьте, без единой капли крови.
Снайперская винтовка Драгунова, сокращенно СВД, была приобретена с соблюдением всех предписанных законом формальностей в самом обыкновенном охотничьем магазине и так же, с соблюдением всех, до последней запятой, положенных процедур зарегистрирована в полиции. Подполковник Уваров (настоящая фамилия – Угаров – осталась далеко в прошлом, и он уже давно не называл себя так даже в мыслях) пару раз действительно сходил с ней на охоту, а потом запер в сейф и больше к ней не прикасался: истреблять при помощи этой штуковины безоружных, из-за большого расстояния заведомо неспособных нанести ответный удар, даже не подозревающих о нависшей над ними смертельной угрозе зверей было просто-напросто неспортивно, а значит, и неинтересно. В наше время на охоту ходят не за мясом, а за ощущениями. Охотник, вернувшийся домой с пустыми руками, не рискует уморить голодом семью. А вот человек, способный получить удовольствие, с полукилометровой дистанции застрелив из мощной снайперской винтовки отощавшего на зимней бескормице кабана, заслуживает самого пристального внимания психиатров как потенциальный маньяк – таково, вкратце, было мнение подполковника Уварова об использовании на охоте дальнобойного нарезного оружия с телескопическим прицелом.