Слезы Авраама
Шрифт:
Леон опустил боковое окно и вытащил вперед руки в извиняющемся жесте и крикнул:
– Моя вина. Вы в порядке?
Дверца грузовика открылась и из машины вышел бородатый деревенский мужик с дробовиком наперевес. Его лицо освещалось огнями стоявших рядом машин и в нем не было ничего, кроме жажды убийства.
Леон опустил руки на кобуру, а мужик шагнул вперед.
– На пол!
– крикнул он жене.
Леон быстро открыл дверь, одновременно выдергивая револьвер из кобуры. Ветровое стекло брызнуло на него осколками и он почувствовал на лице что-то липкое и горячее. Крик жены смешался
Леон упал на сырой асфальт, направляя своё оружие куда-то вперед. Прозвучал ещё один выстрел, на этот раз, в дверь, и Леон ослеп на один глаз. Лицо горело.
Он выстрелил, целясь по ногам. Промазал. "Черт. Всего пять футов. Как же я не попал? Или попал? Боже. Дети. Жена. Господи". Быстро двигаться он не мог. Всё происходило одновременно в замедленном и ускоренном темпе, будто в кошмаре. У него кончились патроны, а противник был слишком быстр. Асфальт был сырым и холодил щеку, ему показалось, что он чувствует дрожь дороги. Всё вокруг светилось красным.
Перед ним появилась пара ботинок, а в голову уперся ствол дробовика. Леон в отчаянии снова нажал на спусковой крючок. Кошмар продолжался и он, как в дурном сне, беспокоился обо всём одновременно и никуда не успевал.
В машине плакали дети. Он думал о том, что подвел их, что должен был их защитить, дать им лучшую жизнь, хотел попытаться ещё раз.
Он хотел им спеть, тем самым, объяснить всё, что испытывал по отношению к ним. Может, когда они вырастут, они всё поймут. Когда-нибудь они снова увидят его, услышат и поймут, даже если его самого рядом не будет.
Его голос стих, боли больше не было, хотя он продолжал петь, его песня разделялась на множество голосов, заполняя всё вокруг вечным наслаждением.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Отцы
Белльвью. Теннесси.
Вокруг было тихо и спокойно и Генри не заметил, как началась заваруха. Карлос же, напротив, был взвинчен и потому внимателен. Позднее, он объяснял свои действия так:
– Я уже полчаса корчил рожицы тем детишкам. Тем временем, тот мудила в грузовике так впился в руль, что я за несколько метров чувствовал его напряжение. Даже во тьме я видел, что он на взводе, готов к броску, будто змея. И после того, что мы видели утром, я понял, что он нечто подобное выкинет.
Карлос вышел из машины одновременно с мужиком. Всё происходило слишком быстро и, когда Генри только выбирался со своего места, уже прозвучали первые выстрелы.
Спавший сзади Мартинез выскочил из машины и расположился у пассажирской двери, в то время как Карлос стоял впереди.
Прежде, чем Генри осознал, что произойдет нечто нехорошее, мужик из грузовика выстрелил по лобовому стеклу фургона.
Карлос закричал и побежал вперед. Всё происходило слишком быстро.
Генри оббежал фургон сзади, Карлос обошел его спереди. Ребятишки плакали, рядом с ними раздалось два быстрых выстрела.
Селюк с дробовиком падал на спину, мужчина на земле был мертв, ему в упор выстрелили в лицо из дробовика.
Убийца попытался подняться и Генри
Мартинез и Генри взяли детей на руки, пытались их успокоить, но те продолжали кричать и плакать. Карлос уводил жену убитого. Где-то вдалеке гудел вертолет.
– Валим!
– приказал Мартинез.
– Пошли! Пошли! Пошли!
Генри оставил детей и убежал под прикрытие деревьев и домов на холме. Они были мишенями и если бы остались на месте, могли пострадать другие люди. Генри ненавидел себя за то, что прятался от вертолетов в сырой темноте, когда там, на дороге ревели дети, оплакивая смерть своего отца. Он хотел сражаться.
Он бежал следом за Мартинезом, позади кто-то по громкоговорителю призывал к порядку. Врагу понадобится несколько минут, чтобы проанализировать видеозаписи и нанести удар. Их вещи брошены, местоположение известно, а сами "Волки" спешно покидали место преступления.
Генри включил прибор ночного видения. По мере продвижения, они всё глубже погружались во тьму. Они, то ползли на карачках, то бежали, сломя голову, то вжимались в землю. Отряд шел мимо домов, заселенных и брошенных, в постоянном ожидании появления охотника и звук беспилотников мог стать последним, что они услышат в своей жизни.
Всю ночь они бежали, а днем отсыпались в подвале детского сада, в окружении мягких игрушек. Они были голодны и страдали от жажды.
– Был бы я на полсекунды быстрее, тот парень был бы жив, - сказал Карлос, сидя в полной темноте.
– Я мог бы успеть, - возразил Генри.
– Если бы сам заметил, что происходит.
– Всё было слишком быстро, - сказал Карлос. В его голосе не было никаких эмоций.
– Всё всегда происходит слишком быстро, а когда нужно отвечать, уже слишком поздно. Пытаешься остановить опасность, но всё происходит словно, в одно мгновение. Как вспышка молнии. Когда слышишь грохот грома, кто-то уже мертв.
– Это моя вина, - настаивал Генри.
– Я был ближе.
– Нет!
– рявкнул Мартинез.
– Хватит ныть. Все мы видели, как умирают люди. Я не к тому, что нужно быть черствым, но нытьем и философствованиями их не спасти. Сидите тут и ноете, как два задрота, хватит! Вместо того чтобы стенать о сделанном или не сделанном, соберитесь! Сконцентрируйтесь на поставленной задаче! Вы, всё равно, ничего не сможете изменить.
– Есть, сэр, - ответил Генри.
– Иди на хуй, сержант-майор - произнес Карлос.
– При всём уважении.
– Хочешь что-то изменить? Хочешь победить? Будь этой молнией, - сказал ему Мартинез.
Молнии способны разрушать всё, во что попадут. Генри видел, как погиб человек, пытавшийся защитить свою семью. Он просто встал на пути у какого-то безумца. Теперь его дети вырастут без отца, и ничего с этим не поделать. Вокруг только хаос, несправедливость и бесчеловечность.
"Будь этой молнией" - эхом пронеслись в его голове слова сержанта. Правильные слова, но сейчас они никак не отдавались в душе Генри. Вряд ли Мартинез сейчас заботился о самом себе, его волновала судьба собственных детей, оставшихся в Техасе. Он просто не желал признавать свою уязвимость после того, чему они были свидетелями.