Слишком много блондинок
Шрифт:
— Мама с папой ставят пиявок — очищают кровь, — оповестила нас Маша. — Это очень полезно. Они пускают какой-то фермент, который выводит плохую кровь. Ранку потом надо прокладкой закрывать, а то натекает.
— Ничего-ничего. — Папа явно лукавил, потому как отводил глаза и сжимал кулаки. — Нормально.
Тут хлопнула входная дверь, и на кухню ворвался молодой человек — копия Кирилла.
— Паш, здорово! — обрадовался он Паше. — Здрасте. Макар, сын и брат. — Молодой человек протянул мне руку.
— Что вы все сюда приперлись, идите отсюда, — разозлилась Маша.
— Мам, ну ты и урод! — восхитился Макар новой маминой прической. — Это ужасно.
Тут у папы
— Как ты могла! — заорал он на маму. — Ты похожа на… на… на… дешевку!
— Я?! — схватилась за сердце мама.
— Надоело! — напустилась на них Маша и стала выталкивать всех из кухни. — У вас есть своя комната, там и ругайтесь!
Она плотно закрыла дверь, мы спокойно выпили чаю, но спустя полчаса помирившиеся родственники стали ломиться, соблазняя нас смородиновой чачей. Мы их впустили, и все вместе душевно распили бутылочку. Семейство поругалось всего два раза, и то по-быстрому, а все остальное время они наперебой развлекали нас занятными историями и свежими анекдотами. И еще Алла приготовила борщ, Маша пожарила котлеты, а папа отварил макароны.
— А ты с кем дружишь, с Машей или Макаром? — спросила я Пашу с легким оттенком ревности, когда мы покинули безумную семейку.
— С Кириллом, — хмыкнул Паша. — Он мой продюсер. То есть он глава продюсерской конторы и только принимает решения, а мой личный продюсер — другой человек. Но Кирилл меня сам нашел, взял под крыло, он меня опекает, и кроме того, мы подружились. Они классные. Живут в этой квартире, потому что им она нравится, несмотря на окно на лестницу, и переезжать не хотят, хотя у Кирилла денег навалом.
Дома, то есть у Паши дома, мы посмотрели фильм — все это время я замирала и вела себя сверхтактично, надеясь, что, может, сегодня… Но после продолжительных и страстных поцелуев, как обычно, ничего не произошло. И тут я почувствовала себя несправедливо обиженной и ущемленной во всех правах сразу. Я села на кровати, включила ночник и, хлопнув рукой по одеялу, возопила:
— Я не понимаю!
Паша тоже сел и грустно посмотрел на меня.
— Почему так? — потребовала я ответа.
— Я же тебе объяснил… — испуганно сказал он.
— Хреново объяснил! — Я вскочила. — Я же нормальная женщина, я так больше не могу! Я тебя хочу! Разве можно это не заметить? А ты считаешь, что все в порядке, и делаешь вид, будто спать в одной постели, но ничем таким не заниматься… — я немного запуталась в определениях, но не смутилась и продолжила: — Это нормально?!
Паша смотрел на меня очень трогательно и виновато, но молчал. Молчание меня особенно рассердило.
— А что мне делать, если ты меня вообще не захочешь? Что?! Повеситься? Или лучше утопиться?! Я к тебе не просто так отношусь, в том смысле, что хочу с тобой переспать, я к тебе по-другому отношусь. Это же естественно, когда человек нравится — хочешь его физически! В этом нет ничего обидного!
Так как Паша не отвечал, я кричала долго, выплескивая все сведения о неудовлетворенных женщинах, мужской потенции и бушующих гормонах. В конце своей пламенной речи я решила, что меня никто не понимает, зарыдала, оделась и убежала на улицу. В коридоре закопалась — я была уверена, что Паша сейчас будет меня останавливать, уговаривать, хватать за руки… Но он закрыл дверь. И все. Пнув дверь ногой, я решила уйти в никуда. Никуда оказалось ирландским баром напротив, в котором я, от нервного возбуждения начисто забыв о выпитой чаче, заказала двойную водку. Выпив ее, поняла, что денег у
Мужчина оказался ирландцем. Он меня поил и кормил, пока я не поняла, что это ирландец очень передо мной виноват. За то, что он не Паша. К тому же мне пришла в голову замечательная фантазия — пока я тут сижу с посторонним мужчиной, Паша бегает по улицам и меня ищет. Даже не простившись с ухажером, я напялила дубленку и пошла навстречу Паше. Побродив по улице и никого не обнаружив, я постояла под всеми фонарями — типа здесь светлее, а значит, удобнее меня искать, но он так и не пришел. Поклявшись себе держать обиду до самой смерти и ни за что, никогда ему больше не звонить, я свернула в арку, поднялась по винтовой лестнице и постучала в дверь.
— Открыто, — раздался стон.
Я ввалилась в квартиру, бросила куда-то дубленку кое-как сняла джинсы и рухнула на матрас.
— Я тебя ждал, — признался он.
— Я что — дура? — спросила я.
— Дура, — ответил Паша.
— Почему я дура? — взыграло во мне самолюбие.
— Потому что ты мне не веришь. — Он прижал к себе мое промерзшее тело.
— Ну да, в таком случае и правда дура. — Я посильнее вжалась в него. — Ты умеешь убедить.
И тут мне пришло в голову, что благодаря своему похабному поведению — требовательности, эгоизму, истерическим припадкам и вопиющему нежеланию его понять — в смысле секса, я выгляжу закоренелой сволочью и сексуальной маньячкой. Чего Паша, видимо, и опасается. И если уж в моей жизни все так неординарно — мужчина, который мне дорог и которому я нравлюсь настолько сильно, что он даже не может заняться со мной любовью… то надо терпеть и ждать. Поклявшись быть хорошей, я всхлипнула от того, какой Паша замечательный, а я — плохая, и чуть было не устроила новую сцену с раскаянием и клятвами. Но Паша, к счастью, начал так ласково и успокоительно гладить меня по голове, что я расслабилась и быстро заснула.
Глава 35
— То есть вы уже десять дней живете в одной квартире, спите в одной кровати, но у вас нет секса? — хихикает Аня.
— Да! — отвечаю я с таким восторгом, словно признаюсь в том, что ношу в чреве своем долгожданного младенца.
Последние дней пять… ну да — пять дней, с понедельника по пятницу… это не считая выходных — с ними семь… я пребываю в невменяемом состоянии. Прихожу на работу в любовном экстазе, ношусь, как заведенная, по коридорам, полностью доверяю Юлиной совести — в смысле редакционных материалов, и постоянно с кем-то общаюсь. Все это — чтобы дожить до вечера. Чтобы день прошел незаметно, а потом за мной заехал Паша и мы бы снова оказались вместе. На этот раз я заставила Аню приехать в Останкино, и в сотый раз — не ей, а вообще — пересказываю историю наших странных, но захватывающих чувств.
— Наверное, — Аня озадаченно покачивает головой, — это какие-то идеальные человеческие отношения далекого будущего, когда всякого рода животную похоть заменит высокодуховная связь… но… я что-то не очень врубаюсь. У него не стоит? Как он вообще все это объясняет?
— Так, — рассказываю я. — Что я для него так важна, что он не может от переживаний со мной переспать. Ему нужно прийти в чувство… и все такое.
— А ты?
— Ну… — пожимаю плечами я. — Я время от времени устраиваю сцены, за которые мне потом стыдно. Мы созваниваемся каждые полчаса, шлем друг другу письма по мылу, общаемся по ICQ и, вообще, не можем прожить друг без друга ни минуты. Он приезжает сюда обедать, иногда привозит меня пораньше, и мы здесь завтракаем…