Слишком много блондинок
Шрифт:
Глава 37
Мы копошились, как двухмесячные щенки — лениво, сонно и неуклюже. Вообще-то между нами что-то произошло, но это было совсем не так, как я ожидала.
Паша вдруг решил мне доказать, что он — образцовый мужик. Он так меня молотил о кровать, что меня укачало хуже, чем на американских горках. От подобного напора я немного охладела, меня снова замутило, и я больше думала не о том, что «мы вот, ура, наконец-то»… а о том, как бы не загадить кровать. Паша учуял неладное и сник. Мы
— Что-то не то? — спросила я, остановив его.
— М-мм, — промычал он.
— Может, в следующий раз? — предложила я.
— А, да-да, — спохватился он, лег на бок и замолчал.
— Паш, — я потрясла его за плечо, — ты чего?
— Мне неловко, — сказал он, с интересом разглядывая узор на простыне. — Ты так этого хотела, а все обломалось.
Я погладила его по щеке.
— Ну и ладно, — улыбнулась я. — Ерунда.
По-моему, он не ожидал от меня подобной деликатности, но так как я была вся из себя искренность и нежность, Паша понял, что истерикой ему не угрожают.
— Понимаешь, — оживился он. — Я тебе уже сто раз объяснял, но, конечно, это не так просто понять… Ты для меня много больше, чем просто девушка, с которой я хочу провести ближайшие полгода.
— Да-да, — кивнула я.
— Не хочу произносить громкие слова, но придется, потому что иначе ты не успокоишься. — Он явно нервничал. — Мне проще… только не пойми меня превратно… вообще с тобой ничего не иметь, чем потусоваться и расстаться. Это меня уничтожит.
— Почему? — Я была в легком шоке.
— Я тебя люблю, — сказал Паша. Обычным таким, будничным тоном.
Я повернулась к нему всем телом.
— Что?
— Я тебя люблю, — повторил он.
— Как это? — не поняла я.
У меня есть личный кодекс чести — я столько раз обжигалась на вот этих вот «люблю»… в том смысле, что мне так часто казалось, что вот сейчас-то я «люблю», а тогда, прошлый раз, было «не люблю», а раз «люблю» — надо в омут с головой, и когда снова «не люблю», это уже не «не люблю», а «ненавижу, урод, подлец!»… И я решила до последнего не признаваться даже самой себе, что люблю кого-то, и не верить скоропалительным признаниям, потому что тогда легче будет разочаровываться.
— Я понимаю, как выглядит мое поведение со стороны, — все еще говорил он, хотя слова уже потеряли всякий смысл. — Ты хотела со мной переспать, а я не смог поступить как настоящий мачо… Мне показалось это неправильным. Переспать-то можно с кем угодно…
— Да? — злобно спросила я.
— Я не в том смысле, что затаскиваю в постель все, что ползает! — возмутился он. — Просто иногда сначала бывает секс, а потом уже решаешь, можешь ли ты выдержать с этим человеком больше трех секунд… А бывает, что сначала ты думаешь о чем угодно, кроме секса, просто потому, что вот это «что угодно» сильнее, чем…
Мы закурили
— Кстати, почему ты меня игнорировал на этой дурацкой вечеринке?
— Я тебя не игнорировал, — вздохнул он, — просто я был занят.
— А эта… Японка?
— Карелка, — поправил он. — А что мне надо было написать на груди кровью: «Осторожно, злая Вера! Не подходи — убьет»? Мне положить на нее — она просто со мной говорила, она мне самому не очень нравится. Но она моя знакомая, ничего плохого мне не сделала, и у меня не было повода сказать ей «пошла вон!».
— А по-моему, был. Повод. Не в смысле «пошла вон», но можно было дать понять, что хочешь побыть со мной.
— В общем-то ты права, — признался он. — Извини.
— Тогда ты меня тоже извини.
— Извиняю.
— И я тебя.
Паша выключил свет, и мы легли, поджав колени, лицом друг к другу.
— Подумай обо всем серьезно, — попросил он. — Я боюсь, что ты со мной переспишь и бросишь.
— Ха-ха, — рассмеялась я. — Я что, в роли искусительницы?
— Нет. Это я в роли искусителя. Ты просто еще не знаешь, что тебя ждет. Я — монстр секса, разойдусь — взвоешь! Ты обещаешь подумать о том, готова ли ты каждый день смотреть на мою небритую физиономию, варить мне котлы борщей, воспитывать моих неуправляемых детей и подлизываться к моей привередливой маме?
— А ты будешь валяться на диване, чесать пузо, сплевывать на пол семечки и любоваться своим единственным альбомом, который будет висеть у нас на стене в золотой рамочке?
— Да, а ты будешь врываться ко мне с руками по локоть в тесте и орать, чтобы я починил миксер. А я, в свою очередь, кину в тебя пепельницу и крикну на всю квартиру: «Не мешай, не видишь, что ли, я занят! Я творю, думаю!»
— А тут завопит наш младшенький…
— Потому что старшенький вместо молока подсунет ему клей «ПВА»…
— Паша… — прошептала я.
— Что? — Он тоже перешел на таинственный шепот.
— Я тоже тебя люблю.
— Вера, — он все еще шептал. — Я тебе сказал, что люблю тебя, не для того, чтобы обязать тебя к чему-то. Я просто люблю тебя.
— И я. Я тоже просто люблю тебя, хотя ты мне и не веришь.
— Только не торопи меня, хорошо? — попросил он, обнимая меня. — Все образуется.
— Или мы купим тебе искусственный член, — не удержалась я, за что Паша укусил меня за мочку уха.
Я проснулась раньше — договорилась принять у рабочих квартиру. Спешно выключила будильник, чтобы Паша не проснулся. Положив руку ему на плечо, поцеловала в затылок — нежно, чтобы не разбудить. Полюбовалась, как он сопит в подушку. Погладила по голове и поняла — не хочу уходить, даже на час. Представила, как он откроет глаза, похлопает слипшимися ресницами, закинет руку, ощупает кровать — там, где меня нет, увидит на моей подушке записку, прочитает, позвонит мне на мобильный, скажет, что скучает и ждет, пошлепает на кухню варить кофе…