Слишком много блондинок
Шрифт:
Сделав вид, будто не услышала его последних слов, я отправилась к Андрею. Он как раз завис около бара, я его перехватила и утянула в глубь комнаты.
— Я в такой запарке, — пожаловался он. — Мы с первым каналом делаем сериал, а сценариста нет.
— А о чем сериал?
— О любви, — хихикнул он. — Ты бы видела, какие заявки мне присылают — конкурс маразма!
— А как так, сериал есть, а сценария нет? — удивилась я.
— Ну вот так, — вздохнул он. — Сделали опрос — не хватает качественного сериала про любовь. Спонсоров нашли, режиссера нашли, но все сюжеты — отстой. Невозможно
— Я, может, чего-то не понимаю, — недоумевала я, — но сценаристов больше, чем пыли. Неужели так трудно навалять сюжет для телесериала?
— Наваляй! — возмутился он.
— Да пожалуйста. Он — молодой, но безумно успешный бизнесмен. Вроде Билла Гейтса. Компьютерные технологии — это и модно, и не затерто. В сериалах-то в основном — бандюки, олигархи, менты. Значит, так, он молодой, умный, жуть какой богатый, красивый — обязательно. Он на гребне успеха и славы — о нем даже пишут в журнале «Форбс», как о самом успешном бизнесмене года, а журнал «Пипл» называет его самым желанным женихом. Она — журналистка. Глянцевый женский журнал. Она — симпатичная, но не то чтобы суперкрасавица…
— Как ты? — усмехается Андрей.
— Спасибо за не-суперкрасавицу, — продолжаю я. — Пусть как я. Зарабатывает хорошо, в сравнении с ним, конечно, копейки, но у нее — квартира, машина, кой-какая популярность. И она приходит делать с ним интервью. Они тут же ссорятся — он в позе: «видал я этих журналистов», а она — «нечего было соглашаться на интервью, раз видали вы этих журналистов». В общем, они, разумеется, ссорятся, и она решает накопать на него какую-нибудь гадость. Накапывает. Ее обвиняют… ну, в чем там прессу обвиняют?
— В клевете, — подсказывает Андрей.
— Да, в клевете, — соглашаюсь я. — И она, несмотря на то что всю жизнь занимается всякими женскими темами — «как заставить его выбрасывать мусорное ведро — 1001 способ», со злости копает дальше и обнаруживает, что его делу и его жизни грозит смертельная опасность. Ну и любовь на полную катушку. По схеме — от любви до ненависти.
— А ты не попробуешь все это изложить на трех страницах, шрифт Таймс 12-й, и настрочить первые пять страниц? — выпалил он.
— Что, хочешь использовать мою идею в корыстных целях? — нарочито рассердилась я. — Требую процентов!
— Ты не поняла, — расслабился Андрей. — Я предлагаю тебе написать сценарий. Три страницы — это сценарная заявка, а еще пять — образец того, как ты пишешь.
Я выпучила глаза:
— Я? Сценарий? Не, не могу.
— Почему? — изумился Андрей.
— Потому что я никогда этого не делала. Извини за глупую отговорку, но ты же мне не предлагаешь в балете танцевать.
— Ну почему ты всегда в себе не уверена? Множество людей вообще без способностей добиваются всего на свете только за счет наглости, а ты со своей мнительностью…Ты ведь писала рекламные тексты — это то же самое, только длиннее. У тебя не может не получиться, я уверен! И учти — деньги очень хорошие. Если все срастется, я тебе выбью гонорар по высшей ставке. Главное — не пиши длинных предложений и помни, что каждая сцена должна быть не дольше трех минут. Это — залог успеха.
Я потопталась, повертела глазами, засунула палец в рот, попыталась съесть ноготь,
— Андрей, я тогда прям сейчас пойду домой… а у меня выйдет… а они не скажут: «да кто она такая?»… ведь есть люди лучше и опытней меня…
— Тсс… — Андрей приложил палец к губам. — У любого человека есть способности и возможности. Если ты видела в своей жизни пять хороших сериалов, пять плохих — из одних возьми все лучшее, вычеркни все, что не понравилось в худших, и, главное, — не бойся и не халтурь. Все. Пудель справится.
— А почему твои лопухи не справились?
— У них предрассудки, — внушал он. — Одни либо пытаются сделать из этого «Андрея Рублева», другие — «Эммануэль». А у тебя свежий, потребительский взгляд.
— Ну, ладно, — возбужденно согласилась я. — Так я пошла.
— Валяй. Чем быстрее, тем лучше.
Глава 40
Малой кровью отделаться не вышло. Только мы с Андреем вынырнули из закутка, и я бочком потянулась к выходу — уперлась в Алису.
— У тебя есть что-нибудь от головы? — спросила Алиса.
— Ножовка, — нехотя ответила я.
— Ну, болеутоляющее, — заныла она, делая вид, что над подобными шуточками она уже лет двадцать как не смеется.
Порывшись в сумке, я нашла замызганную таблетку нурофена.
— Мигрень? — поинтересовалась я из вежливости, к тому же надеялась, что Алиса расскажет, как ее вчера два часа били головой об стену.
— Да мы с Олесей Пашу в Тверь провожали, — исподлобья посмотрела она.
— Какого Пашу? — спросила я, хотя, конечно, догадалась какого.
— Нашего общего друга, — гаденько хмыкнула она. — Я так рада, что у них с Олесей все налаживается.
Это был соблазн — тряхануть Алису за плечи и взвыть «что, твою мать, налаживается?», но я не поддалась искушению и спокойно пожала плечами — вроде мне-то что за дело? Но, видимо, ради этого Алиса и затеяла беседу — она сама мне все выложила.
— Я так переживала, когда они расстались! Они так друг другу подходили. Но у Олеси характер, конечно… — Она закатила глаза. — Паша ни с одной женщиной, кроме нее… но у него куча поклонниц, девочек-фанаток, — Алиса так посмотрела на меня, словно я по возрасту годилась в девочки-фанатки. Лестно, конечно, с одной стороны… — Олеся жутко ревнивая — устроила сцену: что, мол, ты себе позволяешь. И хлопнула дверью…
Я уже не очень внятно понимала, что она там говорит: смотрела на нее и не видела. Глаза у меня от злости остекленели: я понимала, это говорится нарочно для меня, а вовсе не из желания «порадоваться за подругу».
— Паша так изменился, — втыкала в меня булавки Алиса. — Он без Олеси перестал на себя походить. Я даже сначала испугалась — просто тень. У него ни с одной женщиной после Олеси не получалось. Я вообще-то его давно не видела, но у нас столько общих знакомых…
Это меня добило. Она вылила на мою свежую рану бутылку с уксусом. У меня был болевой шок, и я не могла больше продолжать эту идиотскую, унизительную беседу.