Слишком много блондинок
Шрифт:
— Алис, прости, все это, конечно, необыкновенно интересно, но я тороплюсь. — Я старалась, чтобы голос не звучал сдавленно и нервно.
Изобразив улыбку, я отвернулась и пошла. В горле пересохло, мне пришлось изменить маршрут и пробраться к буфету. Только я схватилась за стакан с апельсиновым соком, мне в глаза ударил свет и высокий женский голос произнес:
— Скажите пару слов для нашей программы!
Я затравленно обернулась и увидела оператора, камеру со слепящим фонарем и Римму, опозорившую меня по Non-Stop-TV.
— Что?! —
— Ой, привет-привет, — защебетала Римма. — Рады вас видеть и хотели бы задать вопрос. Как вы предпочитаете проводить время: дома, в клубах, в ресторанах…
— Подожди, — велела я, — сейчас я тебе на все отвечу. А вы снимайте. Пожалуйста, — обратилась я к оператору, остановившему камеру. Тот послушался. — Ты наговорила обо мне кучу гадостей, а теперь еще имеешь наглость вот так спокойно задавать вопросы? — Мой голос звучал на удивление спокойно.
— Ну да, а чт… — хорохорилась она.
— Я предпочитаю проводить время в тех местах, — ослепительно улыбнулась я в камеру, — где не бывает таких злобных, ничтожных и лживых сучек, как ты, поняла?
Неожиданно Римма сникла и произнесла человеческим, а не громким и пронзительным голосом.
— Мне Наташа сказала, — ответила она.
— Какая Наташа?
— Вон. — Она ткнула в толпу, и я увидела Наталью-гарпию.
— Зачем? — крякнула я от удивления.
— Спроси у нее! Ты думаешь, она передо мной отчитывается? — огрызнулась девица.
— Ладно, — махнула я рукой и пошлепала к дверям.
Принимать участие в этом фарсе окончательно расхотелось: я была мухой, которую прожорливые паучихи оплели интригами, и сопротивляться — вот именно сейчас — что-то не хотелось. Хотелось домой, подальше от всего этого. Единственное, что серьезно задело, — Олеся эта с ее неземной любовью. Выйдя на лестницу, я даже устало решила, что брошу все свои романтические планы и буду жить как жила, а потом выйду замуж за какого-нибудь приятеля Андрея, тоже продюсера, и стану «все понимающей» женой, отпускающей мужа «на длинном поводке»…
Но внутри меня вдруг всколыхнулось: какого… я должна подчиняться обстоятельствам, верить первым попавшимся сплетням, сдаваться и отказываться от того, чего хочу больше всего на свете?
«…им всем!» — решила я и побежала вниз, пообещав себе идти до конца.
Глава 41
Устроившись в такси, я старалась унять возбуждение. Выходило неважно: я смотрела на дорогу, но видела огромный зал, сцену, Вупи Голдберг и Роберта де Ниро с золотым Оскаром в руке: «…за лучший сценарий вручается… трам-та-ра-рам… Вере Устиновой!». Зал исходится овациями, а я, в белом кожаном костюме от Мюглера, бегу на подиум и произношу остроумную, без этих вот «спасибо за пожалуйста», выразительную речь.
А вот мой домик в Малибу — уютное двухэтажное строение в стиле английских городских домов XVI века (насчет века не уверена, да и бог с ним). Белые стены отделаны коричневыми панелями.
Звонок:
— Алло!
— Привет Вьера, это Барри Зонненфильд, ну тот, который снимал «Люди в черном».
— А, здравствуйте, Барри. Я большая ваша поклонница. «Семейка Аддамс», «Люди в черном», «Убрать коротышку» — мои любимые фильмы. Честно. Я их пересматриваю не меньше раза в месяц.
— А «Дикий, дикий Запад»?
— Э-ээ…
— Да ладно, сам знаю. Сценарий — отстой.
— Ха-ха-ха!
— Да, что звоню-то. Я поражен вашей последней работой с Финчером — это шедевр.
— Ах, ну что вы…
— Не скромничайте. Этот фильм войдет в историю кино. У меня есть идея — просто улет, хочу вам предложить написать по ней сценарий.
— О! Вы знаете, у меня сейчас контракт со Спилбергом. Сами понимаете. Черт, как жаль!
— Ничего, ничего. Я подожду. Сниму пока один фильмец — проходной, но ради вас я готов терпеть. Не хочу больше ни с кем работать.
Дзинь-дзинь: снова звонок.
— С кем ты трепешься, — негодует Джордж Клуни. — Мы едем сегодня к этой сраной Бритни Спирс на ее сраную вечеринку в честь ее нового сраного бойфренда, этого сраного Паффа Дэдди?
— Жди меня через полчаса, — отвечаю я, захожу в гараж и сажусь в свой новенький «Форд Мустанг», точную копию 1958 года, синий металлик, палевые сиденья…
— Куда дальше? — наверное, пятый раз спрашивает таксист.
— А, да… — Я прихожу в себя. — Вон, видите, большой подъезд, сразу же за аптекой.
Родители грызли на кухне козинаки с чаем. Отчим обожает козинаки из семечек — не магазинные, с добавками, а обыкновенные рыночные, сделанные бабушками — чтобы подсолнухом пахли и не откусывались.
Детство, отрочество и юность я мечтала выдать маму за миллионера — чтобы мы как сыр в масле катались, жили в огромной квартире и покупали столько одежды, сколько влезет в машину — желательно лимузин ЗИЛ. Но когда мама все-таки выскочила за обеспеченного человека, мне уже было стыдно и поздно пользоваться их деньгами и положением.
— Я поработаю за твоим компьютером? — спрашиваю я отчима, поцеловав его в лысую макушку.
— Зачем? — хмурится он, так как не любит, когда кто-либо беспокоит его рабочее место.
— Надо.
Отчим нахмурился.
— Очень-очень надо, — ныла я. — Завтра расскажу.
Со вздохом он включил компьютер и пододвинул мне высокое кожаное кресло. Приятно быть у родителей — я так редко пользуюсь дочерними правами, что решила выжать из ситуации все возможное — на пару лет запастись материнской любовью и заботой. Вообще-то я редко им навязываюсь, но сейчас, поставив по одну сторону от клавиатуры пепельницу, по другую — чай с оладушками, решила, что зря это я такая гордячка — надо чаще навязываться маме.