Слишком много колдунов
Шрифт:
— Стойте! — сухой голос Роба прорезал крики и рыдания его племянника. — Я скажу.
— Ага, — сказал полковник.
— Я скажу, как пройти в замок, — сказал старик. — Только сохраните мне жизнь.
Цейтлих кивнул нетерпеливо.
— Сохраним.
— И ещё, — сказал Роб. — Убейте его. Если племяш донесёт, что я провёл вас к замку, меня скормят свиньям.
Цейтлих не удивился.
— Это всё?
— Нет, — совсем тихо сказал старик. — Когда убьёте его, дайте мне отрубить ему голову, руки и ноги. Колдун умеет возвращать
Цейтлих некоторое время смотрел на него пристально. Роб выдержал взгляд, глядел спокойно и ровно. Полковник покивал задумчиво, затем скомандовал коротко:
— Повесить.
Геркулес растерялся.
— Кого?
— Этого, — сказал Цейтлих, указывая на Роба, старшего.
— Но ведь… — вырвалось у Геркулеса. Цейтлих повернул к нему голову.
— Ты оглох, осуждённый? Я приказываю — повесить этого засранца.
И добавил с мрачным удовлетворением:
— Не обманешь, старик. Твой щенок проведёт нас куда надо.
Через пять минут всё было кончено, Роб перестал хрипеть и дёргаться; для верности подождав ещё минуту, Геркулес приказал спустить тело на землю, а сам пошёл за мобили, исполненный самых мрачных мыслей: ему не понравились слова старика про мертвых, которые служат колдуну. Он увидел Мишеля с наспех перевязанной ногой, который морщил лоб над большой картой, расстеленной на поляне по сторонам света и придавленной камушками по краям; рядом стоял полковник Цейтлих и с отсутствующим видом ковырялся в зубах ножом.
— Значит, ежели это дубовая опушка… — произнёс парень.
— Где схрон ваш, — вставил Цейтлих. Его речь была не совсем разборчивой. Было похоже, что он поедает лезвие.
— Ага, схрон… От него вдоль ручья шагов сто, и у излучины вход в замок будет. Там коряга большущая, и вот прямо под ней ещё вход, притопленный.
— А сам замок-то где? — лениво спросил полковник, разевая пасть и ворочая ножом. — За холмом, что ль?
— Не-е, — Мишель поднял голову и осклабился. — Холм этот, хе-хе, замок и есть, господин полковник.
Цейтлих вонзил нож в землю, потянулся и увидел Геркулеса.
— Что случилось, осуждённый? — благодушно гаркнул он.
Геркулес открыл рот, затем закрыл. Перед его глазами стояли ряды субурдов, молчаливые, страшные, готовые на всё.
— Ничего, господин полковник, — сказал он. — Разрешите отдыхать?
3
— Так, ещё раз, — сказал Жак. — Тебя хотели сжечь.
— Очистить, — поправила его Лия, морщась. Прелати только что смазала ей ноги вонючей мазью и накладывала повязку. — Очистить полностью.
— Сжечь, — твёрдо сказал Жак. — Сжечь за то, что у тебя целые руки и ноги. За то, что ты не калека.
— Ну, да, — весело ответила девушка. — Раз целые, значит, что я не чистая. Раз не чистая, то меня может похитить диавол. А раз так, то значит, я его пособница и ведьма.
— А диаволу ты зачем?
— Чистая — низачем, в том-то и дело, — сказала Лия. — Диаволы чистых и очищенных женщин не крадут.
— Ни черта не понимаю, — сказал Жак и оглядел своих спутников. Питер сидел с отсутствующим видом. Тогда финансист перевёл взгляд на Аслана, точнее, на его спину — мусульманин сидел в кабине за штурвалом и смотрел на пробегающие мимо стены тоннеля, освещённые фарами «Фуксии» и идущей сзади «Сельди». Прелати также ничем не показала, что у неё есть идеи по этому поводу, равно как и Майя, которая пряталась на верхней койке и смотрела на Лию почти враждебно: девочке было стыдно за своё поведение — она действительно на какой-то миг подумала, что Лия её мама, чего, конечно, быть не могло.
— Ни черта не понимаю, — повторил Жак и спросил у Питера чуть громче, чем следовало: — Как ты думаешь, что такое эти диаволы?
Питер пожал плечами. На Прелати он смотреть избегал.
— Всё сходится, — объявил Аслан, вглядываясь вперёд. — Чудовища не охотятся за инвалидами. Их интересуют только женщины и только здоровые. Это мы и так знали.
— Да неужели! — снова чуть громче, чем следовало, удивился Жак.
— Нехватка конечности или её части может быть признаком мутации, — раздражённо сказала Прелати, отрывая ещё кусок бинта. — Поэтому автокапсулы настроены проверять, всё ли на месте.
— Мутация, — усмехнулся Питер. — Настроены…
— Ага, — сказала Лия. — Автокапсулы, точно. Но они их называют диаволами.
— А как ты им попалась? — с простодушным любопытством продолжал допытываться бывший куратор королевской службы поставок.
— На меня донёс один урод, — сказала Лия. — Я решила позагорать наверху, а он выследил меня, увидел, что я не очищенная, и донёс.
— Донёс этим людям, которые тебя хотели сжечь?
— Да, — сказала Лия. — Это Высокое жюри. Они судят и очищают ведьм.
— Судят? — произнёс Питер негромко. — За что?
— За грех, — сказала девушка.
— А когда он тебя увидел? — неожиданно спросила Прелати.
— А сегодня утром, — ответила Лия. — В обед меня поймали на входе. Дальше вы знаете.
— Ты решила загорать утром? — уточнила старуха. — На леднике?
Лия Гаран некоторое время смотрела на Прелати, затем кивнула и неожиданно чопорно произнесла:
— Не всем из нас такая радость доступна.
— Ну если больше негде, — сказал Питер защищающим тоном.
— Меня беспокоит этот суд, — сказал Жак. — Они не устроят за нами погоню? Мы здесь никого не знаем, а для них эта чертова дыра под морем — родной дом.
— Не выражайся, — сказал Аслан. Жак посмотрел на него расширенными глазами, затем трижды аккуратно сплюнул без слюней.
— Они даже из арбалета выстрелить не сумели толком, — насмешливо сказал Питер. — Так что…
— Можно подумать, ты сможешь, — сказал Аслан.
— Да чего там мочь, — с ещё большей заносчивостью произнёс Питер. — Положил, покрутил, прицелился…