Слишком сильный
Шрифт:
«Африка! Африка рядом!» — ликуя, подумал я.
Перед нами сами собой разъехались двери из дымчатого стекла, я шагнул на воздух… и зажмурился от света и жары.
На горизонте перед нами поднималась белая, корявая, ступенчатая каменная стена. Наверху ее росли сосенки, казавшиеся крохотными, по террасам неслись маленькие, словно игрушечные машинки. От нее шли в сторону ступени пониже, тоже светлые, бело-розовые. Было еще раннее утро, мы все время летели вслед за утром и оставались в нем, — это тоже вызывало восторг!
Вот какой Марсель — в жаре, в скалах! Понятно
Мой взгляд оторвался наконец от великолепной картины вдали, и я смог разглядеть, что находится вблизи. Маленькая площадь была забита машинами, самыми разными. Вот был бы счастлив Эрик увидеть это — он ведь помешан на машинах. Теперь мне предстоит смотреть за всех моих знакомых, и я уж постараюсь наглядеться за всех!
Рядом поднималось огромное здание из длинных белых, наклонно поднимающихся галерей, увитых зеленью.
— А это что, а? — спросил я Данилыча. — Ресторан?
— Гараж, — мельком глянув туда, ответил Данилыч.
— Колоссально! — воскликнул я.
— Колоссально-то колоссально! — проворчал Данилыч. — Но где же наши дорогие друзья?
Тут мы резко обернулись на скрип — неподалеку затормозил синий пикапчик, оттуда на ходу выскочила яркая брюнетка с развевающимися волосами, в черной развевающейся одежде. Глаза ее ярко сверкали — никогда еще я не видел таких больших и блестящих глаз.
— Колесов? Горохов? — Сияя, она бросилась к нам и стала нас целовать. — Алле! (Дескать, вперед!) — воскликнула она. — Я Мадлена! — сообщила она на ходу.
Мы покатили наши тележки с чемоданами к фургону. На нем была надпись: «Ресторан «Морская звезда». Мы закинули наши чемоданы в фургон (можно, конечно, было поставить их более аккуратно, но настроение было веселое). Мадлена ногой в коротком красном сапожке оттолкнула освободившиеся тележки, и они с легким дребезжанием откатились и уткнулись в поребрик клумбы с фиолетовыми цветами.
Мадлена с размаху, как-то боком, небрежно уселась за руль и так и ехала, почти не глядя вперед, повернувшись к нам. Было весело. Единственное, что смущало меня: Мадлена говорила непрерывно, а я из всего сказанного не понимал ни слова! «Что ж получается? — подумал я. — Мы с Данилычем напрасно занимались? Как же я теперь буду общаться? Зря приехал?» И вдруг я понял, что она сказала:
— Извините, сегодня немножко холодно!
— Холодно? — воскликнул я. — Жара!!
И с этой секунды я начал ее понимать. Я понял, что она, кроме того что говорит по-французски, еще немного шепелявит, поэтому я ничего сначала не понимал. И вот словно открылись уши — а может, они и действительно только теперь откупорились?! Дальше все было ясно. Если переводить с французского буквально, получится неуклюже, поэтому я, вспоминая эту поездку, рассказываю все уже по-русски. Мадлена оживленно говорила, что ее дети — дочь и сын — жаждут встретиться со мной, но сейчас они, к сожалению, немного заняты, но скоро освободятся, и мы встретимся.
Мы поднимались по шоссе все выше в горы — и вот сверкнуло море! Потом на очень высокой скале над морем показался маленький (отсюда маленький) храм и рядом с ним высокая, уходящая в небо скульптура мадонны.
— Наша главная святыня — Нотр-Дам-де-ла-Гард! — слегка небрежно кивнув в сторону святыни, проговорила Мадлена.
Перевалив через горы, мы ухнули вниз. Город белыми террасами опускался в круглое ущелье. Посередине его сверкал ярко-синий квадрат воды. Картина эта была знакома уже из какого-то фильма. Мы въехали в улицу, и дома закрыли пейзаж. Шли маленькие магазинчики, лавочки с пыльными витринами. Вот из магазинчика вышел человек в клеенчатом фартуке, равнодушно проводил взглядом наш фургончик — он же не знал, что в нем едут гости из Ленинграда!
Потом вдруг акустика изменилась, шум стал шире, зазвучали гудки машин. Мы выезжали на широкую, красивую улицу. Все первые этажи домов прозрачными «аквариумами» выступали на тротуар, за дымчатыми стеклами стояли столики, столики; стояли они и по эту сторону стекол, вдоль тротуаров. Толпа была яркая, нарядная, в рубашках, даже в майках и шортах — а в Ленинграде все были в плащах!
— Канобьер! Главная улица! — сказала Мадлена. — В ту сторону опасно ходить: там арабы! — Она махнула рукой через улицу.
Я все время вертел головой туда-сюда! Какие интересные магазины! Разноцветные машины!
Мы свернули на бульвар, потом еще куда-то, остановились на широкой площади. Всю середину ее занимал ярко-синий, прозрачный прямоугольник морской воды. По краям в несколько рядов стояли белые яхты. И на них, и на воду можно было смотреть, только прищурясь.
— О, я знаю! Это Старый Порт! — воскликнул Данилыч.
Мы вылезли возле длинного ряда ларьков, стоящих вдоль воды; там шевелились, переливались, пахли сотни видов разных рыб и других морских тварей — и красивых, и страшных, мохнатых, бородавчатых и серебристых. По одному прилавку разлился огромный нежно-фиолетовый кальмар.
Мадлена летела впереди нас в своей развевающейся одежде, бойко переговариваясь с продавцами, — все знали ее. Было шумно, весело, ярко и пахуче. Мы остановились у ларька, на котором валялись мокрые, темные, корявые раковины, маленькие и большие.
Мадлена поговорила с продавцом, и тот потащил в наш фургон два поставленных один на другой ящика с черными раковинами. Я бросился помогать, но он отстранился: не надо!
— Дорожит своей работой! — сказал Данилыч.
Придерживая ящики с мидиями, чтобы они не перевернулись, мы мчались по крутым улочкам вверх-вниз.
Наконец Мадлена остановилась у стеклянной двери, выходящей на узкую улочку. Над дверью было написано: «Морская звезда», «Ресторан. Отель». Тут уж мы с Данилычем схватили по ящику. Мадлена весело распахнула перед нами дверь и, когда мы внесли ящики, ласково потрепала нам прически.
Мы вошли в большую кухню, занимающую весь первый этаж, — деревянные большие столы, медная посуда. Мадлена открыла дверку в стене, мы поставили туда ящики. Мадлена стала крутить торчащую в стене железную ручку, и ящики стали опускаться вниз, в подвал, — это был такой у них лифт, человек вряд ли влез бы в него.