Сломанная роза

Беверли Джо

Ошеломленный, он оттолкнул ее, но не слишком сильно.

— Кто научил тебя таким штукам?

Она улыбнулась, и это взбесило его.

— А тебя кто научил их узнавать?

— У мужчин все не так, как у женщин.

— Правда?

Вконец разъярившись, он притянул ее к себе и поцеловал — крепко, даже грубо, не заботясь, нравится ей это или нет, но желая раз и навсегда показать, кто тут главный. Всего мгновение она оставалась неподвижной в его руках, а потом, сама поцеловала его, и дотронулась языком, и прижалась к нему всем телом!

Галеран бездумно наслаждался,

пока до него не дошло, что происходит. Тогда он оторвал ее от себя, тяжело дыша.

— Ты уже целовалась раньше! Она лишь подбоченилась.

— Неужели?

— Кто он?

— Зачем тебе знать?

— Чтобы убить его!

— Ты — убить? — расхохоталась она.

И тогда он ударил ее.

Джеанна вскрикнула, прикрыла ладонью покрасневшую щеку, потом зашипела от ярости, точно кошка, и накинулась на него, пустив в ход кулаки, ногти, всю силу хрупкого, но крепкого тела. Он попытался скрутить ее, но тщетно, и все кончилось настоящей дракой, самозабвенной и жестокой.

Они катались по полу, тузили друг друга до синяков, царапались, их тонкие шелковые одежды превратились в лохмотья. Затем прибежали люди, растащили их, брыкающихся и рычащих друг на друга как бешеные псы, и Галерана отправили домой, в Бром, где он должен был предстать пред разгневанным отцом.

3

— Старый Хейвуд готов расторгнуть помолвку, дубина ты этакая!

— Она сводит меня с ума!

— И поэтому ты решил побить ее? — Тяжелая длань лорда Уильяма со всего размаху опустилась на щеку Галерана, сбив его с ног. Он упал на колени, с кровью выплюнув два зуба. — Не мог, что ли, найти другого способа обращения с нежной девицей?

— Нежной? Ты об этой волчице?

Отец за шиворот поднял его, встряхнул, как куль с мукой, и с не меньшей силой огрел по другой щеке. Несмотря на внешнюю грубость и даже неотесанность, лорд Уильям не выносил, когда поднимали руку на женщину. Галерана он безжалостно дубасил, пока не устал, а тогда буркнул:

— Убирайся с глаз моих, а когда очухаешься, возвращайся в Хейвуд и устрой все как положено.

Три недели Галеран зализывал раны; три долгих недели понадобилось, чтобы затянулись рубцы и сошли синяки; три недели он призывал на русую голову Джеанны из Хейвуда все проклятия ада, но, как ни странно, ненавидя ее, он и скучал по ней. За это время ему так ни разу и не захотелось продвинуться дальше в любовной науке.

Воротясь в Хейвуд, он вовсе не был уверен, что старый Фальк или его дочь очень ждут его возвращения, но точно знал: он хочет, чтобы его простили, ибо ему становилось жутко при одной мысли о том, что он может потерять Джеанну.

Как бы там ни было, рассудил он, отец прав. Мужчине вовсе не обязательно бить женщину, чтобы заставить ее слушаться, — даже такую женщину, как Джеанна. Он готов извиниться перед ней, но в душе надеялся, что она не станет издеваться над ним и испытывать его терпение.

К удивлению Галерана, лорд Фальк принял его радушно и не вспоминал о происшествии — лишь вскользь заметил, что, если вдруг Джеанна еще раз выведет его из себя, Галерану нужно сразу отколотить ее как

следует, не поднимая лишнего шума.

Сама идея отколотить Джеанну — если, конечно, ее не будут держать за руки шесть дюжих мужчин — показалась Галерану несколько пугающей, но он не стал спорить с лордом Фальком, а пошел искать свою невесту.

Джеанна сидела в саду, тихая и подавленная, скорее опечаленная, чем довольная. Выслушав его заученные извинения, она промолвила:

— Из-за тебя меня высекли.

— Тебя? Из-за меня?!

Ее глаза вспыхнули.

— А если тебя тоже наказали, то поделом.

— А если тебя — то и тебе поделом.

— Я-то ничего не сделала!

— Ты решила отравить мне жизнь!

— У меня, милорд Галеран, право же, есть более интересные занятия, чем поиски отравы для вашей милости.

— Ну так и веди себя, как подобает порядочной девице. Переругиваясь, они все же не сводили друг с друга глаз, смутно влекомые тем новым, что открылось им перед тем, как они подрались три недели назад.

— Он правда высек тебя? — спросил Галеран. Она потупилась.

— Он велел меня высечь.

— Ах, так вот в чем дело!

Она подняла ресницы, и ее глаза полыхнули огнем.

— Попробуй высечь меня сам, Галеран, или вели другим, и ты пожалеешь!

Позже, вернувшись к привычным занятиям: борьбе и скачкам на взмыленных конях, Галеран понял, что Джеанна права. Да, он мог настоять на своем: ведь он — мужчина, и на его стороне сила, власть, закон. Но даже если б дело зашло так далеко, Джеанна скорее умерла бы, чем покорилась. С другой стороны, он должен научиться укрощать ее, ибо самолюбие его было уязвлено. Однако тот способ, которым Галеран воспользовался бы с наибольшим удовольствием, пока не был ему разрешен, а потому всю остающуюся до свадьбы неделю он старательно избегал встреч с будущей женой.

Это оказалось совсем не просто: кровь быстрее бежала у него в жилах, едва он видел ее; случайное соприкосновение рук за обедом сводило с ума; ее аромат кружил голову.

Вероятно, сама Джеанна даже не догадывалась о своих чарах, не понимала, как томится желанием его молодое, полное сил тело; если б знала, уж наверное не упустила бы случая подразнить его.

Галеран старался не попадаться ей на глаза, но она с дьявольским упорством оказывалась рядом с ним, где бы он ни прятался. Он научился избегать ее прикосновений, но она, казалось, каждую минуту стремилась дотронуться до его руки. А потом стала так ходить и так одеваться, что избегать ее сделалось для Галерана свыше всяких сил и доводов рассудка.

Но он героически держался, смиряя себя молитвой и постом.

Так продолжалось до тех пор, пока за два дня до свадьбы, проснувшись поутру, он не обнаружил Джеанну, сидевшую у него на кровати.

— Ад и пламя, Джеанна! Что ты здесь делаешь?

— Ты все бегаешь от меня, Галеран.

Распущенные волосы струились по легкой рубахе, сквозь которую обольстительно просвечивало тело.

Галеран с трудом подавил желание схватить ее и накрыть с головой покрывалом.

— Значит, я не хочу тебя видеть. Уходи.