Сломанная тень
Шрифт:
– Желаю! – громко ответил Тучин. На него сразу уставились несколько ухмыляющихся физиономий. Художник громко пояснил: – Рисовать желаю!
– Конечно, конечно! – усмехнулся старикашка. – Рисовать! Рупь – час, ежели без комнаты, а с комнатой – два!
Митрофаныч оценивающе оглядел Тучина. Провинциал – столичные жители, даже когда прогуливаются, ходят быстро, пружинисто, а этот ворон считал. Богат – сюртук английской шерсти, брегет на золотой цепочке, запонки с изумрудами.
Эх! Попался бы такой Митрофанычу пару лет назад! Выначил бы ширмошники [62] подчистую. И кожу бы содрал [63] , и канарейку бы вместе с паутиной состриг [64] , а дал
62
Обчистил бы карманы (воровское арго).
63
Вытащил бумажник (воровское арго).
64
Часы на цепочке срезал (воровское арго).
65
Портсигар (воровское арго).
66
Руки (воровское арго).
67
Несовершеннолетний вор (воровское арго).
68
Залезть в карман (воровское арго).
69
Передать награбленное (воровское арго).
Митрофаныч и в прошлой своей жизни жирного да беспечного клиента вычислял безошибочно (разок только ошибся, повелся, что купец тот выпивши был). И теперь астов определял безошибочно. А узнать их непросто. По фигуре, манерам, речи никогда и не подумаешь, что скромный отец семейства, или плечистый офицер, или сгорбленный писаниной чиновник – содомит. Только короткий взгляд их выдает, каким истинные мужчины оценивают прекрасный пол, а ущербные – свой собственный. К лютой зависти конкурентов, Митрофаныч никогда не ошибался.
Вот только денег дело приносило копейки, не пошикуешь! Потому богатеньких провинциалов Митрофаныч особо ценил. Навар с тех шел совсем другой.
– Так с комнатой али без? Тут недалече и со всеми причиндалами. Кровать, рукомойник…
– Говорю же, порисовать… – отмахнулся Тучин.
– Как же-с! Конечно, порисовать!
«Стесняется, деревенщина, – по-своему понял художника Митрофаныч. – Ишь как на Тимоху запал! Глаза как брульянты блестят! Ну, погоди! Выпотрошим тебя, мил-человек, по полной!»
– Пошли в твою комнату! – махнул Тучин Митрофанычу. Тащить сомнительного отрока в дом Лаевских не хотелось.
– Денежку вперед! У меня правило такое! Как? Всего два рубля!
– Я за час десяток таких зарисую!
Митрофаныч погладил племянника по голове. Тот, предвкушая легкую добычу, осклабился.
– Что ты ерзаешь! Стой спокойно! Подбородок чуть влево. Да не всем телом влево, только подбородок. Руку зачем поднял?
Тучин торопился – в дом дядюшки должны были доставить деньги от Великого князя. Тимоха же нервничал – с минуты на минуту явится Митрофаныч, и если будет, как в прошлый раз (пузатый дядька с красным лицом столь возбудился от Тимохиных чресел, что даже штаны не успел стянуть, а потом сразу убежал в смущении), ох, не сносить ему головы.
– Замри, черт побери!
Уже и знакомое покашливание слышно на лестнице! Что же делать?
Тимоха бросился к Тучину и упал перед ним на колени:
– Что ты? Зачем? Вернись на место!
Скрипнула вроде как закрытая на ключ дверь. Художник обернулся. Этого мига Тимохе хватило, чтобы стащить с Сашки панталоны и впиться в плоть.
– Только поглядите, господин надзиратель!
В комнату с саблей наперевес ворвался полицейский, а за ним – рыдающий Митрофаныч.
– Иду, а энтот Люцифер Тимошеньку по головушке гладит и пряничек сует. Дитя малое радуется, сроду их не ело. Подхожу, слышу: «Пошли ко мне на фатеру!» Я за грудки, оставь, мол, дитя в покое, а он меня тростью как хватит! А Тимочке: «Не слушай его, пошли со мной! Я тебе леденец дам пососать!» Я тайком проследил, где фатера, и сразу к вам. Знал, что за леденец! Помогите…
Митрофаныч снова зарыдал.
– Так, так! Насильничаем, значит! С отроком! – полицейский вложил саблю в ножны.
– Да отлепись ты, сволочь! – Тучин оттолкнул Тимоху. Тот отлетел к противоположной стене, ударился головой и в тон дядьке зарыдал. – Врет он! Мальчишку сам предложил за два рубля! Но я ничего такого, только зарисовать…
– Видели! Все видели, – отрезал полицейский. Достав из кармана шинели горсть семечек, он принялся грызть их, сплевывая шелуху на пол.
– Он сам в штаны полез!
– Ну-ка, малец, кто из них правду говорит?
– Тятенька! – жалобно завыл Тимоха, как учили.
– Получается, врете, господин хороший? Придется пройти в участок! Там протокол оформим, а потом на Большую Морскую! Господин обер-полицмейстер издал циркуляр: всех астов к нему доставлять!
– Но я же объяснил! Зарисовать хотел! – оправдывался Тучин, натягивая панталоны. – А этот штаны стянул! Ты кому веришь? Этим оборванцам или столбовому дворянину?
Полицейский обменялся многозначительными взглядами с Митрофанычем, а затем внушительно произнес:
– Я глазам своим верю. Но за катеньку [70] готов уверовать во что угодно! – и снова сплюнул на пол.
– Что?
– За катеньку, говорю, отпущу на все четыре стороны!
– Да как ты смеешь! Я тебя… На каторгу пойдешь!
– Там вы, – надзиратель выразительно поднял глаза вверх, – катенькой не отделаетесь!
– Да я … Я Великому князю пожалуюсь! А ну, прочь с дороги!
Полицейский с места не сдвинулся, только шапку снял, почесал лысеющий затылок. Аст больно упертый попался, придется, видимо, скостить.
70
Сто рублей.
– Ну ладно, ваше благородие! Так и быть! Пятьдесят!
Митрофаныч неодобрительно кашлянул. Полицейский его одернул:
– Не жадничай!
– Что? Так вы заодно? – еще больше возмутился Тучин. – Я вас выведу на чистую воду! С обоих шкуру спущу! А ну! Пошли в участок!
– Зачем же теток искать на Углу? – удивленно спросил Тучина адъютант полковника Киршау, в котором физиономист Митрофаныч мигом распознал бы клиента. – Это очень, очень опасно. И болезнь можно подцепить, и без штанов остаться! – Адъютант кокетливо улыбнулся, обрабатывая пилочкой ухоженные ногти. – Даже не знаю, чем помочь. Шеф мой – редкостная скотина! Да-с!
Поостывший Тучин и сам понимал, что свалял дурака. Надо было заплатить на месте.
От доносившихся из кабинета полковника криков не спасали даже двойные дубовые двери.
– Купец Лютиков на аудиенции! – пояснил адъютант. – Бедолага! Построил дом с лавкой на первом этаже. Ну, и как водится, на тротуар немного вылез, чтобы покупатели мимо не проходили. И что такого? Не на Невском же! А человек он правильный, с такими гешефтами зашел! А Карл Федорович! Слышите, разоряется? Я и говорю, скотина! Нас, астов, вообще, на нюх не выносит! – Молодой человек томно посмотрел на Тучина. – Я за вас боюсь. Очень! Только вот чем помочь…