Сломанные куклы
Шрифт:
Когда Герман проводил гостей и ворвался в кабинет, Глеб стоял около глобуса. Солнечные очки он успел косо и траурно повесить на угол одной из настенных рамок и, легко насвистывая, рассматривал загадочные поверхности дальних стран.
— …Ну, Глеб! Ну, ты даешь! А сигара-то?! Во дает! А кто такой, этот твой Литовец? Авторитет знакомый или крутой какой из бизнеса, а? Наши-то пацаны его имечко сразу же прочухали, хвосты прижали! Как ты их! Ну-у! Вова Литовец господина Данилова лично видеть хочет?!
Герман кривлялся, с облегчением и удовольствием вспоминая недавний разговор.
— Это надо же такое организовать! Ты, Глеб, просто как адвокат какой лихой, отшил их!
— Не подпрыгивай особо.
Аккуратно рассматривая в стекле президентского портрета свое отражение, Глеб застегнул пуговицу на рубашке.
— Вова Литовец — простой таксист в Питере, частенько меня там встречает и из Пулково в город подвозит. Хороший мужик, трудился раньше инженером на хлебозаводе, теперь вот своим грозным ФИО некоторых безмозглых бизнесменов выручает…
Не прекращая бегать от окон к дверям, Герман слегка было нахмурился в задумчивости, но почти сразу же снова просиял большим радостным лицом:
— А ты же ведь и не куришь, правда?!
— Только ради тебя я взял в рот эту гадость. И заметь, если бы я закашлялся, то ты, предприниматель хренов, сейчас мычал бы где-нибудь в лесу, привязанный к большому хвойному дереву.
— Но ведь пронесло же! Сам бог велел нам еще по рюмашечке! Давай, Глеб, поддержи компанию!
— Ни-за-что. Мне пора. Ребенок ждет. И обезьянки волнуются в зоопарке по поводу моего отсутствия.
Данилов растерянно остановился посреди кабинета:
— А я как же?
— Прятаться тебе нужно, исчезнуть из города срочно и прочно. Провалиться сквозь землю на эти семь дней. Если только ты мне не врешь, что через неделю у тебя будут деньги для расчетов с этими чудесными ребятишками.
— Не-е! Ты что, зуб даю! Все будет как надо, отвечаю! А где мне прятаться-то? Ты-то чего предлагаешь?
— Не предлагаю, Герман, а приказываю. Почувствуй, как говорят в телевизоре, разницу. Поживешь неделю на яхте у Назара.
— Да ты чего?! Как же я там-то, сам посуди?!
— Я устрою. И другим людям большого беспокойства из-за тебя не будет. Пожрать я тебе привезу, не оголодаешь. Твои голуби про яхту ничего не знают? Ты, случаем, их раньше на Назара ни по какому поводу не выводил?
— Нет, нет, что ты! Даже не думай!
— Там у тебя будет достаточно времени, чтобы проанализировать свою поганую жизнишку…
Герман широко и преданно улыбался, не в силах реагировать на презрительный тон Глеба.
— Посмотришь на себя там внимательно в зеркало, может, и увидишь там чего-нибудь полезное. Я буду только рад, если ты после этого инцидента станешь хоть немного меньше гадить своим близким.
Я улетаю на следующей неделе. Думаю, что завтра вечером мы с Панасом устроим у него дома небольшой мальчишник. Там есть о чем поговорить. Будь на связи. Ладно, пока. Я опаздываю.
Услышав, что дверь кабинета начальника хлопнула, в коридор к Глебу выскочила Светлана.
— Вот…
Капитан Глеб недоуменно нахмурился:
— Что это? Ах да, факс.
— Это вам, — девушка протянула Глебу два листа бумаги. — Все получилось хорошо, правда ведь?
— Все хорошо, все просто великолепно. Уверен, что у вас все и всегда получается замечательно.
Хорошенькая Светлана смутилась и покраснела.
— Скажите, вы к нам по делам или отдыхаете? Ну, в общем, вы к нам в магазин еще когда-нибудь придете?
Глеб укоризненно улыбнулся и шутливо погрозил девушке пальцем:
— Только факс, мэм, только факс…
В коридор вывалился Данилов и с хитрой гримасой стал громко орать на весь офис и трясти руку Глеба:
— Извини, друг, что не провожаю тебя! В командировку мне нужно собираться, срочно, на неделю. Так что вот, братан, такие вот у нас дела. Ну все, до скорого!
Потом, «в чувствах», попытался его еще и обнять, но Глеб уверенно отстранился и с задумчивостью посмотрел на Германа.
«А ножки-то тонковаты, да и кривенькие они у него вдобавок.»
С недавних пор капитан Глеб Никитин почему-то не доверял мужчинам со слабыми ногами.
Я так этого хочу! Всегда в моих снах вижу обнаженных людей… Почему мне каждый раз снятся одинаковые мускулистые тела, их много, один и тот же запах теплого пота, сумрак мягких ковров, гибкая женщина… ее тело… она стонет, почти кричит…
Может быть, это стыдно? Может, неправильно?.. Зачем это все так? Но ведь такое, наверно, возможно… Ведь мне так хочется быть там, с ними, в той сладкой восковой темноте…
Я не испугаюсь, я хитрее, я обману вас… я заставлю уважать все, что я знаю, все, что было в моей жизни, что у меня получается и что сейчас так дорого для меня…
А потом…
Зима. В теплой красивой машине, богатые улыбающиеся люди… мне хорошо дышится хрустящим воздухом, никогда уже не будет холодно и страшно… Если вдруг внезапно лед и темнота — всегда можно в уютный сумрак кабины, опять знакомый разговор, хороший смех, звон бокалов… Никто и никогда… Ни за что. Иначе — смерть.
— Ла-адно. Давай выгоняй своего бегущего кабана из больнички. Хватит ему на кровати валяться да вкусную микстуру с ложечки пить. Тоже мне больной нашелся, — Капитан Глеб подмигнул Людмиле. — А мы пока с подружкой погуляем по городу, посмотрим, как хорошие люди у вас тут живут, чем дышат. Ну все, пока. Мы пошли.
Людмила повернулась близко к Глебу, пряча слезы от дочки:
— Слушай, ты там как-нибудь повеселей с ней, ага?
Маленький летний дождь прошел. Ветер быстро высушил городской асфальт. На отмостках больших домов и на черных канализационных люках парило.
С последних больничных ступенек Глеб окликнул девочку:
— Послушай, Эмми, давай сегодня в зверинец не пойдем.
— Почему, мы же договаривались?!
— Там грязно после этого дождика, бедные зверюшки чумазые в клетках сидят… Вот если бы тебя посадить в клетку, написать на табличке: «Девочка, детеныш человека, русской породы, девять лет, поймана во дворе около качелей, любит мармелад», а вокруг клетки будут негры ходить и китайцы, смотреть на тебя, фотографировать и хлеб черствый в клетку кидать?