Сломанный клинок
Шрифт:
— В конце концов, я ведь не прошу многого, — говорил он убеждающе. — Мне нужен всего-навсего постоялый двор, самый скромный, но чтобы он не был сожжен или разграблен, чтобы были кровати с набитыми свежим сеном тюфяками, чтобы из очага не торчали ноги зарезанного накануне хозяина…
— Ты, я вижу, становишься сибаритом, — заметил Франческо.
— Тут станешь! Если когда-нибудь я все-таки вернусь на берега Арно, меня до конца дней будет прошибать холодный пот при одном слове «Франция»… Что за омерзительная, дикая страна! Черт надоумил моего великого тезку ее завоевывать.
— Ну, если он уж и Британией не побрезговал…
— Ты прав, наши предки и впрямь были неразборчивы.
К костру подошел начальник охраны Карло:
— Мессир, там в лесу люди — мужчина и женщина и еще кто-то на повозке. Похоже, раненый.
— Что нам до них? Пусть идут своей дорогой, — сказал Джулио.
— Я просто подумал… Дело вот какое — конь-то у них из моранвильской конюшни…
— Что за вздор! Это он сам тебе представился?
— Помилуйте, мессир, — возразил старый солдат, — мне ли не узнать такого коня — вороной, а на груди звездочка, вроде как голова сокола…
— Как ты сказал? — тихо спросил Франческо. — Вороной? И с белой звездочкой?
— Да точно он, мессир, я его сразу признал! На нем еще Симонов оруженосец ездил, с ним этот конь после и исчез…
— Сюда их! — приказал Франческо. — Всех троих — и живыми!
— Хорошо, мессир. Только я возьму тогда с собой еще людей, а то бродяга этот такой дюжий да свирепый — вдруг добром не пойдет…
— Бери кого хочешь, но чтобы они немедля были здесь — целые и невредимые, слышишь?
— Ты думаешь… — начал Джулио, когда Карло удалился, кликнув с собой подмогу.
— Я ничего не думаю! Я хочу видеть, кто это!
— Хорошо, дорогой, хорошо, разве я против? Пожалуй, схожу сам прослежу…
Джулио исчез вслед за солдатами. Медленно сгущались сумерки, воздух наполнился пронзительным комариным звоном. Франческо сидел у гаснущего костра, не отрывая взгляда от раскаленных угольев. Наконец вдалеке послышались крики, женский визг, треск ломаемых кустов. Шум приближался, на поляне появились солдаты — трое пинками гнали перевязанного веревками бродягу, грудная клетка которого была столь широка и могуча, что напоминала упакованный тюк шерсти, четвертый нес на плече вопящую женщину, пятый вел под уздцы запряженного в повозку коня. Подошел Джулио.
— Ты оказался прав, — тихо сказал он, — это твой птенчик. Но только он без памяти — ранен… Андреа! Давай девку сюда!
Солдат поставил женщину на ноги, Джулио взял ее за волосы и подвел к Франческо.
— Узнаешь? — спросил он, запрокидывая ее голову.
Франческо недоуменно глянул на эту нищенку, одетую в невообразимое рубище, с космами свалявшихся волос и серым от грязи лицом. Лицо, впрочем, кого-то напоминало. Неужто это… одна из тамошних горничных?
— Перестань выть, — поморщился он, — иначе велю забить тебе кляп. Тебя ведь зовут…
— Катрин, добрый мессир! Велите им отпустить нас, мы ведь ничего дурного…
— Не вой, я сказал. Кто там на повозке — этот, как его… Робер?
— Это он, добрый мессир! Это он! Он побил людей господина Тестара, когда господин Тестар захватил замок и убил господина Симона и господина кюре, и он еще из Моранвиля послал к вам господина Бертье, чтобы сообщить, где госпожа. Может, Бертье просто вас не нашел, никто ведь не знал… А госпожу отвез в Шомон, к монахиням…
— Нотария я видел. Давно ты из Моранвиля?
— Давно уже, мессир, вот сразу, как все это приключилось, госпожа сказала, что уезжает, я сперва с ней поехала — а после Жаклин сказала, что госпоже никто не нужен, и я тогда в мужское переоделась и ушла с отрядом Робера, с его людьми… Я ведь как чуяла, что нельзя ему без меня, его там под Мелло всего, как есть, изрубили, ну вот когда было большое сражение, хорошо еще, что мне травы ведомы…
Франческо подошел к повозке, за ним другие. Откинув холстину, он долго смотрел на раненого — не в пример грязным и оборванным Катрин и ее спутнику, Робер был умыт и ухожен, и даже повязки на нем были чистые.
— Он что же, вот так и лежит без памяти? — спросил он.
— Когда как. Это я ему отвар такой даю, ему теперь надо дольше спать, от этого кровь успокаивается…
— Оставьте нас, — сказал он, продолжая смотреть на неподвижные губы Робера — губы, которые целовали его Аэлис.
Джулио и другие солдаты удалились. Взгляд Франческо скользил по телу раненого, и вдруг его полоснула острая боль — сквозь дыры на рубахе Робера блестел медальон с королевскими лилиями…
— Да, лучше было ему умереть там, на поле битвы, — сказал он, словно думая вслух.
Катрин испуганно перекрестилась:
— Да что же вы такое говорите, мессир…
— Или ты думаешь, — он усмехнулся, — я могу оставить этого человека в живых?
— Что-то я вас не пойму, — прошептала она, глядя на него со страхом.
— Тогда ты еще глупее, чем кажешься. Ты была в замке, когда он туда приехал?
— Была, добрый мессир, это ведь я и послала Урбана — вот его. Велите ему подойти, и он скажет, что все так и было: я убежала из замка и сказала ему, чтобы скакал к Роберу и сказал, что господин Тестар…
— Я о другом спрашиваю. В начале мая, когда мессир Гийом уехал в Компьень, а этот появился в замке и провел там три дня, — ты была там?
Катрин молча покивала, пытаясь что-то сказать, но он остановил ее движением руки:
— Стало быть, ты знаешь, почему этот человек должен умереть. Ему надлежало бы умереть медленной и лютой смертью, в тяжких муках, как умирают предатели, но он храбрый солдат и отбил замок у Тестара и поэтому умрет легко. Он ничего не почувствует. — Франческо достал из ножен маленький стилет с узким, в палец, лезвием и показал девушке. — Я просто приставлю его к его груди и слегка нажму — и у него остановится сердце. Но я хочу еще услышать от тебя правду о том, что там произошло. Заметь, я не сказал «узнать» — я ее уже знаю, но я хочу услышать это от тебя, хочу, чтобы ты мне это подтвердила. Если солжешь — умрешь вместе с ним, поэтому не пытайся его выгораживать, это бесцельно. Расскажи правдиво все, что знаешь, и ступай своей дорогой.