Сломленные
Шрифт:
Услышав непонятный звук, замедляю шаг. Голоса, во множественном числе.
Один из них явно принадлежит Полу, другой мне не знаком. Я останавливаюсь у двери. Второй голос определённо мужской, что хорошо. Пусть я и не думаю, что между Кали и Полом есть хоть что-то отдалённо игривое, всё равно мне на мгновение представляется Кали во всём её веснушчатом великолепии, сидящая в моём кресле напротив камина.
Но нет, это совершенно точно мужской голос.
Мои руки заняты,
Дерьмо. Ох, дерьмо. Мужчина с исказившимся от гнева лицом, стоящий напротив Пола, оказался никем иным, как Гарри Лэнгдоном.
Блудный отец вернулся.
Глава двадцатая
Пол
— Я по-прежнему не понимаю, какого чёрта ты думал, когда выкидывал этот трюк, — мой отец пребывал в бешенстве.
— Это был не трюк, а желание пойти выпить в бар. Повторюсь — выпить.
Папа проводит рукой по лицу, буравя меня взглядом.
— Меня беспокоит часть не про выпивку, а про бар. С каких это пор после возвращения из Афганистана ты стал добровольно показываться перед людьми?
С появления Оливии.
Разумеется, я этого не произношу. Мои чувства к этой девчонке и без того запутаны. И мне совершенно не нужно, чтобы до отца дошло, почему она задержалась здесь дольше, чем любая другая сиделка, ведь это не имеет ничего общего с его идиотским ультиматумом или, тем более, с моим нежеланием её отпускать.
Пока что.
— Что не так? — скрестив руки на груди осведомляюсь я, ненавидя его способность пробуждать во мне желание защититься. — Ты уже давно донимаешь меня своими просьбами, чтобы я стал нормальным. А теперь, когда я на самом деле стараюсь исправиться, ты ведёшь себя так, будто я запятнал честь семьи.
«Возрази, — безмолвно молю я. — Скажи, что ты здесь вовсе не потому, что один из твоих друзей увидел моё безобразие в баре и позвонил тебе с жалобой».
— Рик позвонил мне вчера вечером, — произносит папа, подтверждая мои худшие подозрения. — Сказал, что ты ввязался в драку.
— Он ошибается.
— Точно, — фыркает отец. — Так значит, твой нос всегда так выглядел?
— Какие-то парни из братства пристали к Оливии. Они были пьяными. Я вмешался, и мне прилетело кулаком от одного из них.
— Ну конечно, прилетело! — взрывается он. — Ты же не в состоянии драться, Пол!
Я делаю полшага, подбираясь ближе к его лицу.
— Ты в этом уверен?
Выражение его лица меняется в смущении наперевес с удивлением, и я понимаю, что это первый раз, когда я попытался показать себя не жертвой, а кем-то другим.
— С девушкой всё нормально? — его голос тих. Спокоен.
— Да, она в порядке, — запустив руку в волосы бормочу я, отворачиваясь к столу. — Наверное, ей даже помощь моя была не так уж нужна.
— Неправда.
Мы с отцом поворачиваемся к Оливии, наблюдающей за нами у дверей. Мы оба опускаем взгляд на поднос в её руках, и я мысленно издаю стон. Её волосы мокрые, а одежда подобрана небрежно. На подносе две тарелки, два стакана с соком, и, Господи… это что, чаша с фруктами? Ненавижу фрукты. Сбалансированная пища, принесённая профессиональным персоналом, выглядит вовсе не так. Это же походит на уютный завтрак для двоих.
Чёрт.
— Мисс Миддлтон, — говорит отец, награждая её своей самой лучшей рабочей улыбкой. — Рад, наконец, встретиться с вами лично.
— Мистер Лэнгдон, — спокойно отвечает она.
Папа движется к ней, уже протянув к подносу руки.
— Линди сказала мне, что на эти выходные обязанности по кухне ты взяла на себя. Спасибо, мы очень это ценим.
— Никаких проблем.
— Что ж, — произносит папа, опуская взгляд на поднос, — мне ужасно не хочется взваливать это на тебя, но мой врач в последнее время озабочен уровнем моего холестерина. Есть шанс, что у меня получится уговорить тебя приготовить мне такую же тарелку, но только с белками?
Грёбаное дерьмо. Он хочет, чтобы Оливия готовила для него?
Я замечаю разразившуюся на её лице войну смущения и облегчения из-за сложившегося недоразумения.
— Ой! Простите. Да, разумеется, — отвечает она. — Сыр вас устроит?
— Чересчур, — подмигивая, отзывается папа.
Подмигивая? Чёрт возьми, подмигивая? Я надавливаю пальцами на веки. Господи. Мой отец флиртует с моей…
«Она твоя сиделка, — вопит мне мозг. — Твой отец нанял её, чтобы она подружилась с тобой, потому что считал, будто ты собираешься или перерезать себе вены, или отмолотить ребёнка, или утопиться».
Оливия ретируется из комнаты, не глядя на меня.
Чёрт тебя дери. Я довольно давно не общался с девушками, но этот взгляд узнаю всегда. Она проделывает ту странную девчачью штуку: переходит в «режим выключения», чтобы переосмыслить всю ситуацию.
— Она даже красивее, чем на фотографии, — произносит папа, обращаясь скорее к самому себе.
— Значит, ты знал, как она выглядит, когда нанимал её? — спрашиваю я, подведённый собственным любопытством.
— А как она выглядит? — невинно отзывается он.