Сломленные
Шрифт:
Но к тому времени, как она разворачивает коврик для йоги — розовый — и начинает с теперь уже хорошо знакомых поз, становится очевидно, что победа за ней. Наблюдать, как Оливия, занимается йогой, конечно, занимательно, но ещё и адски мучительно. Всё дело в моём воображении, или она действительно задерживается в этой позиции собаки мордой вниз чуточку дольше необходимого? И я практически уверен, что не помню из прошлых тренировок позицию, где её спина выгибалась бы именно так.
Эти чёртовы узкие штаны для йоги,
Дерьмо. К тому моменту, как она складывается в нечто, держащееся на хватке за лодыжки, я успеваю вспотеть до чёртиков.
Есть ли в йоге позиция, которая предусматривает отсутствие одежды и Оливию подо мной с убранными за голову руками? Потому что в таком случае я бы мог пересмотреть её предложение. Несмотря на все мои попытки притвориться, будто регулирую утяжелители у одного из тренажёров, к концу её тренировки я становлюсь гордым обладателем стояка. Она старательно игнорирует меня. Как и я её, когда ухожу вновь заполнить бутылку водой.
Она убирает коврик под мышку, и мы идём к двери вместе.
— Итак… — начинает она легко и мило. Чересчур мило. Я тут же настораживаюсь, придерживая для неё дверь. Вот оно, на подходе. То, что она припасла, наконец-то откроется.
— Тебя в последнее время мучают кошмары? — осведомляется она.
Я напрягаюсь ещё сильнее.
— Нет.
Ложь, и она это знает. Её губы слегка поджимаются от разочарования, которому я не особо доверяю, но, чёрт возьми, чего она ждала? Думала, что стоит ей покрутить рядом задом и заставить меня заняться спортом, как я тут же изолью ей весь «Дорогой дневник»?
Она незамедлительно принимает прежний вид.
— Ладно. Следующий вопрос. Почему ты упомянул Итана, когда твой отец был здесь?
Я почти давлюсь водой. Кстати, о смене темы…
— Потому что я засранец, — говорю ей, мельком глянув на её профиль.
— Ну, наконец, честное признание, — замечает она, пока мы движемся к дому.
Она, наверное, ждёт извинений, но я не в настроении.
Оливия больше ни о чём не спрашивает, но я по-прежнему напряжён, уверенный, что упускаю что-то. Два никак не связанных между собой вопроса, заданных в лоб, и никакого подталкивания к настоящему правдивому ответу? Это всё совершенно не в духе женщин — не в духе Оливии. Какого чёрта она задумала на этот раз?
Оказавшись в главном доме, она без промедления начинает подниматься по лестнице. Всё ещё погруженный в мысли, я следую за ней, по-прежнему оценивая глазами её задницу, потому что, ну, сами понимаете, всему виной штаны для йоги. Мой отец точно знал, что делает, отправляя сюда для моего «выздоровления» молодую девушку.
Оливия резко разворачивается, ловя меня с поличным, но мне, честно говоря, наплевать. Она делает шаг навстречу мне, поэтому я поднимаю взгляд к ней и, готовясь, вопросительно
Вот он. Её козырь.
— Эй, я кое-что сейчас поняла, — говорит она.
Я закатываю глаза. Уверен, так и есть.
— Ну?
Её глаза сияют триумфом.
— Твоя трость. Ты оставил её в тренажёрном зале.
Её небрежное наблюдение вынуждает меня сделать целый шаг назад. Она права. Что. За. Чертовщина.
Я ещё долго стою на месте после того, как она взлетает вверх по ступеням. Неспособный двигаться. Почти не в силах дышать.
Она права. Я прошёл весь путь не просто без трости, даже не осознавая, что у меня её нет.
Эта мысль должна поднять мне настроение, но я не могу избавиться от дурного предчувствия. Куда ни посмотри, мои стены рушатся, а эта чёртова девушка продолжает привносить в мою жизнь то, опаснее чего на свете нет.
Надежду.
Глава двадцать третья
Оливия
На каком-то подсознательном уровне я, наверное, готовлюсь к его кошмарам. Моя спальня находится на одном этаже с комнатой Пола, но не совсем по соседству, поэтому вряд ли я услышу крики, не прислушиваясь.
Но я слышу их.
Как и прошлые две ночи, но между нами всё было так странно, что мне казалось, будто моё присутствие — последнее, что принесёт ему комфорт.
Но сегодня инстинкт ведёт меня в другом направлении. Он ведёт меня навстречу Полу.
Мои ноги оказываются на полу с первым же его криком. Зная, что он спит практически обнажённым, на этот раз я хватаю халат и накидываю его поверх боксёров и топа, завязывая пояс на узел, выйдя в коридор.
Я колеблюсь у его дверей, разрываясь между желанием дать ему личное пространство и подарить успокоение. Видит Бог, последний раз, когда я ворвалась туда посреди ночи, ничем хорошим для моей гордости это не закончилось.
До меня доносится низкий стон.
Затем:
— Алекс. Алекс, нет…
К чёрту. Я нужна ему.
Простыни сбились вокруг его торса, и света достаточно, чтобы заметить отсутствие футболки. Ой-ой-ой.
Глубоко вдыхаю и иду к кровати. Одна его рука лежит над головой, другая прижимается к боку, скребя пальцами кровать.
Замедлившись, я тянусь к его ладони и беру её в руку, присаживаясь на кровать. Чувствую себя немного глупо. Всё это очень в духе Флоренс Найтингейл, но потребность утешить почти непреодолима.
Он издаёт ещё один стон.
Может, мне его разбудить? В прошлый раз я так и сделала, а ему снесло крышу. Но оставить его в аду сна, в котором его держит собственный разум, кажется жестоким.
— Пол.
Он дёргается.
— Пол, — на этот раз громче.
Он не двигается, однако его тело по-прежнему напряжено.