Сломленные
Шрифт:
Я бросаю на него мрачный взгляд, и, клянусь, он сдерживает улыбку. По крайней мере, теперь я знаю, что непохожесть Оливии на прошлых серых и непривлекательных сиделок не совпадение. Отец хотел напомнить мне, что я мужчина, у которого есть потребности.
«Хорошо сыграно, дорогой папочка».
— Чего ты хочешь? — требовательно спрашиваю я. — Мне следует остаться здесь затворником, чтобы не позорить тебя, или вернуться в мир, притворившись, будто не похож на урода? Ты должен простить моё неумение распознавать твои смешанные
Он тяжело вздыхает и отходит к окну.
— Я не стесняюсь тебя, Пол. Просто не хочу, чтобы ты оказался в щекотливой ситуации. Драка с кучкой здоровых, крепких ребят не пойдёт на пользу твоему выздоровлению.
Крепких. Ко мне это не относится.
Внезапно в голове всплывает насмешка, деликатно брошенная Оливией. «Ты пробовал бегать? Хотя бы несколько шагов?» У неё были ожидания. Лучше, чем у моего отца. Или даже у Линди с Миком. Оливия, хоть и требует от меня большего, чем я сам от себя требую. Не знаю, может, то, что она знает меня всего месяц, служит причиной её полной невежественности по части моих возможностей, а может, всё дело в свежей точке зрения — она заметила потенциал, который не видит никто другой. И если тут всё-таки последнее: что случится, когда я разочарую её?
— Так ты для этого приехал? — спрашиваю у отца. — Чтобы посоветовать мне не позориться со своим уродливым лицом перед какими-то отмороженными юнцами?
— Я приехал проверить, в порядке ли ты.
Я вытаскиваю сотовый из кармана и машу им.
— Телефоны для того и созданы. И ещё, разве не для этого ты нанял Оливию? Присматривать за малышом, кормить его супчиком и подтирать зад?
— Я нанял Оливию, чтобы она вернула тебя обратно в мир, — рявкает он. — Но, насколько я вижу, она никак не смягчила твой нрав.
— Для этого потребуется нечто большее, чем красивые сиськи и отличная задница.
— Не будь таким грубым.
— Окей. Я знаю, как стрелять из любой пушки, существующей на планете, я видел, как прямо передо мной подрываются люди, а ты говоришь мне, что нанял девчонку, чтобы посмотреть, стоит ли ещё у твоего сына? Конечно, давай не будем грубыми. Мне принести нам, вашу мать, чая?
— Я никогда не говорил, что нанял Оливию по этой причине, — но вид у него виноватый.
— Ну, явно не из-за её способностей. С тем же успехом ты мог купить мне щенка или проститутку.
Повисает тишина, и до меня доходит, что глаза отца направлены не на меня.
Сердце обрывается в груди за мгновение до того, как его губы сочувственно поджимаются. Это как одна из тех убогих сцен из фильмов. Ну знаете, когда какой-нибудь мудак говорит что-нибудь ужасное о девушке, стоящей за его спиной?
Мой подбородок опускается, побеждённо упираясь в грудь. Я не могу повернуться. Не могу заставить себя взглянуть на неё. Но тихий возглас боли, изданный ею, всё равно раздирает меня на части.
— Я приготовила ваш омлет, Мистер Лэнгдон, — её голос чуть слышно дрожит. — Оставлю его на столе.
Она приближается к
— Что-нибудь ещё? — спрашивает она уже твёрже.
— Нет, всё хорошо, — спокойно отвечает папа. — Почему бы тебе не взять отгул, Оливия? О Поле я и сам позабочусь.
На кончике языка так и вертятся слова о том, что я не нуждаюсь ни в чьей помощи. Но мне хочется, чтобы об этом ему сказала Оливия. Мне хочется, чтобы она сказала ему, что находится рядом со мной, потому что хочет, а не из-за денег. Мне хочется, чтобы она рассказала ему правду о завтраке и о прошлой ночи.
Разумеется, она ничего не говорит. И могу ли я вообще удивляться, после всех этих слов, что она услышала? «Ты с тем же успехом мог купить мне щенка или проститутку».
И как-бы по-мудацки это не было, всё-таки… я был не так уж и далёк от истины. Вся эта её доброта, то, как она изображала из себя товарища по тренировкам, уютное время за книгами у камина, даже поцелуи — разве все эти моменты не ради меня? Всем в этой комнате ясно, что я в ней нуждаюсь гораздо больше, чем она во мне.
Рискованно бросаю на неё косой взгляд. Облегчение, отразившееся на её лице от предложения взять отгул, ни с чем не спутать.
— Спасибо. Я была бы рада.
И вдруг, всего на секунду, я проникаюсь ненавистью к ней. К ним обоим.
— Насладись своим выходным, — говорю я, бесцельно постукивая себя тростью по ноге. Она переводит на меня взгляд, и я решаюсь на убийство. — Знаешь, раз уж у тебя есть немного времени на себя, может, стоит наверстать упущенное в светской жизни, которую ты оставила в Нью-Йорке? Позвонить старым друзьям. Чем там занимается Итан? Могу поспорить, ему не помешала бы небольшая доза твоей ласки и заботы.
Я жалею о сказанном, едва слова вылетают из мего рта. Пусть я и не знаю, что за чертовщина случилась между ней и Итаном, мне всё равно известно, что эта тема болезненна, и я очень даже сознательно посыпал солью ту рану.
За последние несколько лет я привык быть подлым, но сейчас явно пересёк границу жестокости. Я заслуживаю пощёчины, однако вспышка яростной боли в её глазах намного хуже. Она выскакивает за дверь, прежде чем я успеваю извиниться.
Всё вдруг взрывается болью. Нога, нос, голова. Сердце.
— Что это было? — спрашивает отец, похоже, нервничая. Интересно, начинает ли он понимать, что его коварный план по «исправлению» меня с помощью светловолосой принцессы способен принести больше вреда, чем пользы?
— Ничего, — бормочу я. Всего лишь я, ведущий себя как чудовище — ничего необычного.
После обеда отец уезжает. Не понимаю, зачем он вообще потрудился приехать. Перелёт из Бостона в Портленд занимает больше времени, чем отправка его унылого ханжеского сообщения, которое, по его мнению, мне в данный момент необходимо.