Словами огня и леса Том 1 и Том 2
Шрифт:
— Ты будешь лежать и не двигаться. За целителем уже отправились.
— Я могу встать! — сказал мальчишка отчаянно. И снова этот полный растерянности и ужаса взгляд.
— Можешь. Но не будешь, — все силы пришлось собрать, чтобы голос звучал ровно и жестко. Потому что сам испытал еще больший страх, хотя, казалось бы, куда больше. Что Кайе чувствует? Боль не могла испугать настолько, он к ней привычен. Чувствует ли, как тело немеет, как входит в позвоночник металлический осколок, навсегда лишая способности двигаться?
Несколько раз
— Пусти, — еле слышно прошептал младший. Посмотрел снова — даже страх не скрывал веры в то, что сумеет встать. Должен. И примешивалось нечто еще… надежда на него, Къятту? Ведь сам растил оружие Юга… Къятта достал чекели, поднес к его лицу.
— Ты знаешь, каково это будет в голову. Я в последний раз говорю — не шевелись и замолкни.
К ужасу в глазах прибавилась глухая тоска. А надежда ушла. Кайе посмотрел на брата, закрыл глаза, опустил лицо в листья.
Птицы вокруг голосили, какие-то древесные твари скакали с ветки на ветку, осмелели, видя, что люди ведут себя тихо. Где этот паршивый целитель? Солнце уже идет к закату, а в лесу быстро темнеет. Как он собирается рану лечить? Факел или костер дают слишком неровный свет…
По переносице брата полз маленький бронзово-синий жучок; Къятта снял его — осторожно, чтобы Кайе не вздрогнул случайно. Очередная горстка приложенного к ране мха пропиталась кровью, Къятта велел подать новую. Хорошо хоть не жарко сейчас, и мошкары нет. Где все же этот проклятый целитель? Так скоро вся кровь вытечет, мальчишка просто умрет в лесу, даже при неподвижном осколке. А если с ножом в рану попала грязь? Не промыть…
…Неужто и вправду счел, что такой — бесполезен? Что лишь рассердил неудачными попытками встать?
Он молчит и теперь вновь не шевелится, хотя вроде в сознании. Так и смотрит в землю, на уже подсыхающие листья. Надо бы что-то сказать ему, только вот что? Зверю слова нашлись, человеку нет.
Целителя привезли из предместий, маленького, черного, проворного, словно древесный паук. Его Къятта не знал, не знал также, хорош он или плох, и был зол, что нет своего, домашнего — но понимал: слишком долго. Нельзя больше тянуть.
— Я его знаю, али, — сказал один из охотников. — Он лечил мою сестру.
— Принимайся за дело. Если не справишься… ты сам все понимаешь.
Сколько ран видел, но сейчас не мог находиться рядом. Отошел к увитому лианой стволу по другую сторону дороги, смотрел оттуда, скрестив на груди руки. Видел только согнутую спину целителя, туго обтянутую линялым полотном, проступающие сквозь него позвонки. У самого сердце колотилось, как бешеное. Ну, сколько еще? Почему мальчишка молчит, он еще жив вообще?
— Подойди, али, — позвал его целитель, не разгибаясь. — Повязку я сделал, и вот, посмотри.
Подержал на пальце бронзовый треугольник, хмыкнул.
— Мда… Ему повезло, али. Очень повезло. Человека бы такой удар пронзил насквозь. И осколок был в опасном месте. Пусть теперь отдыхает, потерял много крови. Но восстановится быстро, только мышцы порезаны. Правая рука поначалу будет работать с трудом.
— Мы изготовим носилки… — заговорил кто-то из синта. Целитель отрезал:
— Сейчас невозможно! Пускай отлежится.
Къятта подумал пару мгновений и указал место в десятке шагов — пусть сделают там шалаш. Хватит мальчишке лежать в луже крови.
Два года назад мог поднять его и отнести куда надо, сейчас уже вряд ли. Забросил его левую руку себе на плечо, начал вставать. Тот вдруг шевельнулся.
— Я могу сам, — сказал тихо, но сейчас это не было возражением. Просто сказал. А дальше как старший решит.
— Ты не можешь. Идем. Недолго.
Словно каменный весь. Несмотря на усилия целителя, больно, и боится дернуться, показать эту боль. Нет, не ее — слабость. Не только старшему, себе самому.
Довел до шалаша; навстречу уже спешил целитель, он помог уложить раненого. Затем встретился взглядом с Къяттой, и тот поднялся, посмотрел на брата:
— Сейчас ты будешь спать. А потом я за тобой приду. — Къятта разговаривал нарочито спокойным тоном, словно с ребенком… или животным. Сейчас иначе нельзя.
Еще раз взглянул — лицо почти полностью скрыто в изготовленной наскоро травяной подушке, неровная густая прядь на щеке — и вышел.
Над головой сплетались ветви, совсем как в стенах шалаша, только тут сквозь них проглядывало синее-синее, темное небо.
“Он испугался остаться калекой… Чудо, что удалось удержать, что он не вскочил, себе доказать, что силы еще при нем…” — встряхнул головой, отгоняя неприятные мысли. Заодно спугнул вечернего мотылька, вившегося возле лба.
Обратился к угрюмым охотникам:
— Вы отдохнули довольно. Ты и ты поедете дальше по следу этой девки, возьмете подмогу за Черным оврагом в селении, там есть кого выбрать. Будьте осторожны, не выйдет поймать — просто отметьте путь. А вы забирайте тело и везите окольным путем. Остальные будут со мной. И ты, — указал на целителя.
Наблюдая, как одни уезжают, другие сооружают носилки для тела, сам не прикоснулся ни к чему. Прислушивался — не донесется ли звук из шалаша? Нет, ничего. Может, и стоило бы вызвать сюда личного целителя дома, остаться здесь еще на пару дней. Но деду нужна будет его помощь, там сейчас такое поднимется…
Этот, извлекший осколок, сказал — отлежавшись, Кайе должен выдержать путь домой. Да, уж точно он постарается.
Бессонная ночь прошла под крики лесных тварей. Наконец рассвело, потом и солнечные блики замелькали на земле, на ветвях. Опустившись на колено, Къятта заглянул в шалаш, осторожно провел рукой по щеке младшего. Тот вздрогнул в забытьи, вызванном зельем, и не сразу открыл глаза.