Словарь запрещенного языка
Шрифт:
В 1985 году Наум скончался от очередного инфаркта (их было шесть). А мне при последнем отказе (уже после смерти мужа) сказали, что по новому постановлению подать заявление в ОВИР можно только через пять лет.
К счастью, в Союзе происходят большие перемены, и отказники начали получать разрешения.
15 ноября 1987 года я в объятьях дочери, внука, родных и друзей.
Несмотря на ночное время, меня встречали друзья из многих городов страны.
Началась новая, интересная, активная жизнь.
* * *
После
К 30-летию выхода словаря в здании Беер-Шевского Мемориала погибшим воинам была организована выставка папиных документов, писем, фотографий и старых, полуистлевших газет с его статьями на идиш, иврите, татском и русском языках.
Но самый большой праздник, посвященный памяти отца, состоялся 12 июля 1999 года. Со всех городов Израиля в Беер-Шеву съехались учителя иврита, ученики, друзья, родные, чтобы отметить 120 лет со дня рождения человека, создавшего иврит-русский словарь. Зал консерватории был переполнен, люди сидели на ступеньках, некоторые просто не смогли войти в зал.
Я рассказала о его жизни. Очень интересными были выступления Баруха Подольского, Цили Клепфиш, Абрама Соломоника, Виктора Радуцкого, Нехамы Лифшиц, Феликса Канделя и многих других. Мэр города Яаков Тернер объявил, что одна из новых улиц города будет названа именем Ф. Шапиро. К сожалению, позже выяснилось, что в городе уже есть ул. Шапиро (другого), и тогда было выбрано место для сквера имени Ф. Шапиро.
Почти сорок пять лет Феликса Шапиро нет с нами. Но дело его жизни — словарь Шапиро — всегда на столе у многих, кто изучает и преподает язык еврейского народа.
* * *
Некоторые люди считали, что папа оставил солидное наследство. Они ошибались. В начале работы над словарем отец получил 40 процентов гонорара. Наследникам полагалось получить 20 процентов оставшейся суммы. После всех вычетов за перебор гранок на счету осталась лишь сумма, давшая нам возможность купить 100 словарей для подарков родным и друзьям.
Но мы получили наследство, которое невозможно оценить, ибо оно бесценно — это сам СЛОВАРЬ. Часть тиража ушла за границу, и буквально через несколько дней словарь Шапиро стал библиографической редкостью.
После этого он трижды переиздавался в Израиле. По нему десятки тысяч евреев изучали иврит, и очень многие пользуются им до сих пор.
В предисловии к словарю профессор Гранде пишет: «Пусть этот словарь послужит лучшим памятником светлой памяти большого знатока языка иврит и педагога Феликса Львовича Шапиро»
«Словарь — главная работа, итог всей его жизни.
В последние годы жизни, несмотря на слабое здоровье, по своему мироощущению, эмоциям, энергии, работоспособности это был молодой человек. Остроумный, неунывающий жизнелюб. Таким он и остался в памяти родных и друзей.
Отец был бы счастлив, если бы знал, как он помог алие. Он любил Израиль, любил его язык, и эта любовь помогала ему в работе и по частицам передалась всей моей семье.
НАША СТАРАЯ КВАРТИРА. 1928—1988 ГОДЫ
Я не верю в мистику. Но у меня всегда было ощущение, что душа отца осталась в нашей квартире. Я была привязана к папе, вероятно, больше, чем к матери. Всегда со всеми бедами в детстве прибегала к отцу.
Я привыкла кричать: «Папа, папа!», а не как обычно кричат: «Мама, мама!»
И, став взрослой женщиной, все свои сложные вопросы часто прежде всего обсуждала с отцом, а потом уже с мужем.
Квартира все последующие годы была наполнена ивритом, интересом, а в дальнейшем и любовью к Израилю.
Дрожжами был Володя и, возможно, жизнь в одной комнате с дедом в течение многих лет и сделала его таким, что он почти 20 лет жизни посвятил борьбе за выезд в Израиль. Все члены нашей семьи учились сами и учили ивриту других.
К сожалению, мы не использовали знания и труды отца при его жизни.
Тогда лично для меня Израиль был как очень маленькая, но яркая звезда на небесных просторах. И казалось, что добраться туда нет никакой возможности. Да, честно говоря, и желания познакомиться с этой далекой страной тогда еще не было.
Израиль стал для меня по-настоящему родным и близким только после отъезда дочери Инны со своей семьей.
Вскоре я стала организатором, говоря языком Израиля, «Амуты». Я объединяла и приглашала в нашу квартиру многих «покинутых» родителей (их дети уже жили или собирались ехать в Израиль). Среди них были Бондаренко, Бронштейны, Родные, Либины, Айнбипдеры, Левитины, Рабиновичи, Фаина Косая, Анна Ремиз, Тамара Лурье, Роза Туловская и другие. Иногда примыкали Шмагины, Женя Фрадкина, Орловы, Шенкеры, Яхоты и многие, многие другие. Мы собирались 3—4 раза в год на большие еврейские праздники, часто встречались, читали письма из Израиля, делились впечатлениями.