Слово арата
Шрифт:
— Живее пейте, да покатим!..
Забираться в телегу не стали. Шли, вспоминая о разговоре с косарем. Да-а, тут есть о чем подумать! Нам почему-то было стыдно перед Ензаком.
Оглушительно треща, в клубах пыли, на нас вылетело из-за поворота что-то черное. Ба! Вот уж не думал увидеть в Туве автомобиль!
— Черт бы его взял! Коней перепугает! — заворчал старик и, спрыгнув с телеги, схватил коренника под уздцы.
С нами поравнялась легковая машина, полная людей. Громко зафыркав, она остановилась и, похрипев, как
— Член Центрального Комитета.
Голос у него был странноватый — что-то среднее между старческим шепотом и детским писком.
Неожиданность за неожиданностью! Оказывается, они приехали встретить нас и доставить на машине в Кызыл. Почет первым выпускникам! Подумать только… Мы поблагодарили за честь, за внимание, но ехать отказались — жаль было бросать Исламова.
— На своей «машине» доедем, — попробовал отговориться я.
— Нельзя! — Карсыга был непреклонен. — Садитесь, товарищи. Опоздаем на перевоз.
Пришлось подчиниться.
Спутники Карсыги снова махнули через борта. Одни уселись на сиденьях, другие устроились на подножках.
Взобрались и мы. Примостились, как сумели. Кроме водителя, в машине оказалось десять человек. Как сельдей в бочке — по русской поговорке. Карсыга уселся впереди, откинулся на сиденье и закурил папиросу.
— Трогай!
Шофер — его звали Дажи — стал заводить мотор, но у него что-то заело.
Карсыга зло пропищал:
— Проклятый! Долго будешь нас мучить?
Мне стало обидно за водителя (после я узнал, что это был первый тувинский шофер). «Проклятый» умел делать то, чего никто из нас не умеет. И старался он изо всех сил. А другие только понукали.
Дажи вынул из-под сиденья изогнутый железный прут, подошел к машине спереди и вдел конец прута в грудь машины. С хрипом и треском покрутил. Машина оживилась, попыхтела и снова умолкла. Парень вздохнул сокрушенно, поднял крышку над мотором, чем-то пощелкал, поковырялся внутри, захлопнул крышку и еще раз попробовал завести машину своим прутом.
Исламов тем временем уехал с нашими вещами. Звон колокольчиков постепенно затих. А мы все стояли на месте.
— Эх, лошадки! — усмехнулся Седип-оол. — Резво бегут…
— Догоним ваших рысаков! — осклабился Карсыга.
Вымазанный грязью и машинным маслом Дажи отступил перед строптивой машиной:
— Беда — не могу понять, почему мотор не работает. Черт его знает!..
Шадгыр с Седипом переглянулись, зашептались:
— Зря подводу отпустили. Хоть и тихо, да надежно. Ехали бы и ехали…
— Ладно вам, — сказал я. — А то еще скажут: «Слабенькие, трусливые эти студенты. Чему их только учили в Москве?»
Карсыга
— Обидно! Была же совсем исправная. Километров двадцать хорошо ехали. Всего пять раз останавливались — два раза шина лопалась, три раза что-то в моторе ломалось.
Мы стали его успокаивать.
Карсыга вылез, походил взад-вперед, наклонился к Дажи:
— Ну, как дела?
— Одно остается. Если вкатим легковушку на этот пригорок, — шофер показал на вершину холма, — и подтолкнем, может, что и получится.
Мы без труда загнали машину на холм.
— Садитесь, — впервые улыбнулся Дажи. — Садитесь, товарищи! Вниз она сама покатится. А если уж и на ходу не заведется, тогда придется идти пешком.
Не скрывая сомнений — будет ли толк от того, что мы сядем в неподвижную повозку, — забрались. Те, кто стоял на подножках, слегка подтолкнули автомобиль.
— Держитесь! — крикнул Дажи.
Машина заскользила по откосу и, набирая скорость, вихрем помчалась вниз. На половине спуска она задрожала, громко хрюкнула и остановилась. Мотор продолжал трещать.
— Заработала! — водитель обежал вокруг машины, уселся за руль, несколько раз посигналил. — Теперь хоть до Москвы!
И он подстегнул своего железного коня.
Чем быстрее мчалась под уклон по долине Сесерлига наша машина, чем ближе было до глинистого берега реки, тем больше пыли окутывало нас. Только теперь я заметил, что в кузове нет целого места — на полу и в бортах дыра на дыре, словно их нарочно провертели, чтобы врывалась пыль и обдавала седоков с ног до головы. Вместе с пылью в машину влетали комья земли и мелкие камушки.
Так ехали около часа. Вот уже вдали показался Хем-Белдир. В это время позади что-то выстрелило. Машина загремела и затряслась на месте.
— Ох, проклятая! — выругался Дажи. — Хоть бы до перевоза дотянула.
Карсыга устало спросил:
— Ну и как, парень? Теперь что?
— Сегодня не доедем.
Дажи пнул машину.
Мы выбрались на дорогу. Шины на задних колесах обвисли и растрепались, как старая кошма. Да-а, на одних железных ободьях далеко не уедешь!
— Ступайте, начальники, — посоветовал шофер. — Я тоже пойду. Другие колеса принесу.
Карсыга, не оглядываясь, первым зашагал вперед. Мы гуськом потянулись за ним. До нас долго доносились тувинские и русские ругательства, которыми Дажи награждал свою «черную быструю».
Вот и берег реки.
…Распряженные кони, мотая торбами, неторопливо жевали овес. Сам ямщик опрокинулся в тени под телегой, подложил руки под голову и сладко похрапывал. Заслышав наши голоса, он открыл глаза, не без ехидства сказал:
— А я уже давно тут. Мои машины неплохо закусили. Добавки попросили… И сам я отдохнул неплохо. А ваше разбитое корыто где?