Слово арата
Шрифт:
Хмуро покосившись на ямщика, Карсыга спросил:
— Над чем скалился этот мужик?
Я перевел.
Карсыга скривил рот:
— Кто это дал ему право так говорить о служебной машине? Она не то, что этот его пережиток; эти кобылешки — первобытный транспорт! Перетолмачь ему.
Но нашего старика не так-то просто было смутить. Он тут же оборвал Карсыгу:
— Я на первобытном транспорте за семь ден ребят из Минусинска привез. А вы их за двадцать верст вон как измучили, наскрозь пропылили. — Исламов махнул рукой в сторону Карсыги, не глядя
— Ах ты, голодранец! — рассвирепел Карсыга и перекинул из руки в руку револьвер. — Смотри, а то вот этим с тобой поговорю!
Ямщик и тут оказался на высоте. Он не ответил, а только пренебрежительно отвернулся.
Я посоветовал ему:
— Оставайся, Иван Владимирович, с конями до утра здесь… Завтра встретимся и рассчитаемся.
Исламов молча пожал нам троим руки. Мы поднялись на паром.
…Как четыре года назад, по-прежнему мчался бурный Улуг-Хем, накатывая волны на берег. Нестерпимо палило солнце, а здесь, на реке, обдувало свежим ветерком. Выше и ниже парома приткнулись к берегу плоты — много плотов. На песке лежали опрокинутые рыбацкие лодки. Бронзовые мальчишки ныряли с плотов, кричали, смеялись, плескали друг в друга водой.
Паром пристал к берегу. Голубой Улуг-Хем неудержимо тянул к себе. И мы не утерпели: бегом к ближнему плоту и — долой с себя одежду.
Я присел на краю плота, попробовал воду, поежился, вытянул вперед руки и — бух головой вниз! На дне светились камешки — красные, синие, белые… Проплыл немного, взобрался на плот и опять — бух!
Мы ничем не отличались от мальчишек: шумели, хохотали. Смыли дорожную пыль, накупались вволю. Всю усталость как рукой сняло.
Карсыга терпеливо ждал, пока мы купались. Когда мы вылезли, он оправил на себе рубаху и, довольный своим видом, направился от плота. Мы подхватили вещи и догнали его. Остальные встречавшие нас куда-то исчезли.
Возле деревянного домика с покатой крышей Карсыга остановился.
— Здесь ночевать будете. Заходите, товарищи.
В домике было три комнаты. В самой большой из них стояла железная печка, непонятно зачем принесенная сюда в такую жару.
Обведя широким жестом стены, Карсыга не без гордости произнес:
— Ну как, нравится? Сам готовил для вас.
— Хорошо, хорошо! — похвалили мы. — С дороги здесь лучше, чем в раю.
Карсыга, довольный, рассмеялся.
Отдыхайте. Утром встретимся.
* * *
В ту ночь я почти не спал. Все думал и думал, что ждет меня, какую поручат работу, как буду жить… Поднялся я на рассвете, когда солнце только-только выглянуло из-за вершины Ондума и ласково лизнуло землю.
Четыре года — немалый срок. Многое, должно быть, изменилось здесь.
Наспех одевшись и умывшись, я выбежал на улицу. Обошел весь город из конца в конец. Кызыл заметно вырос. Появились двухэтажные деревянные
Смешно, конечно, было равнять малюсенький городок с Москвой, но я то тут, то там видел новое, думал, шагая пыльной улицей, что когда-нибудь вырастут здесь, на этих песках и прибрежном щебне, на месте зарослей караганника, красивые кварталы.
С этой мыслью я и вернулся туда, где мы ночевали. Я рассказал товарищам, куда ходил и зачем ходил. Вид у меня, должно быть, был настолько взбудораженный, что ребята не утерпели, пошутили:
— Знаем, знаем, как и где ты осматривал город! Мало ли куда можно заглянуть.
Пришел Карсыга. Достал портсигар, положил на ладонь и средним пальцем постучал по крышке. Бережно, точно это был очень сложный механизм, открыл его, сунул в рот папиросу и протянул портсигар нам. Желающих угоститься не оказалось, и портсигар быстренько нырнул в карман хозяина.
— Как ночевали, какие сны видели? — спросил Карсыга, лихо пустив в потолок тонкую струю дыма.
— Ночевали хорошо, — ответил Шагдыр. — Не заметили, как ночь прошла. Только один не спал, чуть свет куда-то бегал. Город, мол, осматривал… Гм, гм!
— Ну, без шуток можно обойтись, а без чая — нельзя, — сострил Карсыга.
Мы шли дорогой, по которой я только что гулял. Я толкал ребят, показывая на восхитившие меня перемены, и они тоже начинали пристальнее вглядываться в нашу молодую столицу. Их — я это чувствовал! — город тоже начал кое-чем удивлять.
Мы прошли мимо двухэтажного здания, непохожего на все другие: будто два огромных сундука поставили один на другой.
— Что это за дом, тарга?
Карсыга почтительно сказал:
— Здесь помещается Центральный Комитет революционной партии. Сейчас чаю попьете и явитесь сюда за назначениями. Я тоже когда-то сюда приходил. А вот теперь стал одним из важных работников иностранного министерства.
Подмигнув нам, Шагдыр осведомился:
— На какой же вы теперь важной работе, если можно узнать?
— Второй человек после министра иностранных дел. Должность моя называется нирма. Вам это не понять — слово монгольское. Ну, а если по-тувински сказать, это будет почти что заведующий хозяйством, — важно сказал Карсыга.
Теперь уже и Седип-оол не удержался от вопроса:
— Трудная, должно быть, у вас служба. Простой человек даже слова такого — нирма — не поймет.
— О-о! — Карсыга был явно польщен. — Это не маленькая должность, и не каждый с нею справится. У меня на руках десять коней. Сильная черная машина тоже в моем распоряжении. Приходится и жилье готовить, и дрова заготавливать… Людей из-за границы я же встречаю…
— Большая, большая должность! — согласился Седип. — Почти что саит.
— До саита, правда, немного не хватает, — серьезно и солидно ответил Карсыга, не поняв насмешки. — Однако скажу: без моей работы — нег и его работы. Короче сказать, я у саита правая рука, парни. Ну, вот и столовая!