Слово арата
Шрифт:
«Правая рука» министра иностранных дел представил нас двум хакаскам-поварихам:
— В Москве учились! И вот приехали. Нельзя ли ребяткам у вас питаться?
Девушка лет двадцати с полными щеками и большими карими глазами оглядела нас.
— Мы и так уже пять человек кормим. Куда же еще?.. И потом, какая будет плата?
— Вы не беспокойтесь, мы ненадолго…
— «Ненадолго»! — играя глазами, передразнила меня повариха. — В Кызыле других столовых нет. Кто же вас накормит? Без нас пропадете!
Она рассмеялась
— Садитесь, — пригласила девушка. — А плату сами подсчитайте. Небось, сумеете, ученые, раз в Москву ездили.
Основательно подкрепившись, мы вышли на улицу.
— Ну вот. А теперь я вас доставлю в Центральный Комитет партии.
Мы решили не обижать нашего провожатого. Пусть уж до конца играет перед нами этакого значительного и незаменимого товарища. Он и вправду хорошо позаботился о нас. А чем мы еще могли польстить Карсыге, как не просьбой дать совет?
— Скажите, а к кому нам лучше сначала пойти в ЦК?
Карсыга задумался.
— Секретарей Центрального Комитета трое — Шагдыржап, Пюльчун и Чурмет-оол. Я думаю, вам надо прежде всего насчет работы пойти к Пюльчуну.
Мы остановились возле квадратного дома-сундука. Карсыга оправил рубаху, внушительно прокашлялся.
— Поднимитесь на второй этаж. С правой стороны будет дверь. Там сидит тарга Пюльчун… А я пойду в свое иностранное министерство. У меня там дела. Вы теперь сами обойдетесь, ребята. Прощайте.
Мы крепко пожали ему руку. Как ни говори, нирма Карсыга оказался неплохим человеком, и ему вполне можно было простить такую слабость, как небольшое хвастовство.
Мы поднялись на второй этаж и остановились перед дверью, обитой грязным войлоком. Вокруг ручки кошма была оборвана, торчали клочья. Да-а, внутри дом-сундук выглядел неважно.
Я постучал.
— Войдите!
За столом что-то писал наш старый знакомый Пюльчун, генерал Пюльчун, тот самый, что ездил в Москву с правительственной делегацией. Мы плыли вместе на плоту, вместе осматривали Шушенское.
— Здравствуйте, тарга!
Пюльчун перестал писать, поднял голову и сразу вскочил из-за стола. Он жал нам руки, тормошил нас.
— Баа! Когда приехали? Вот замечательно! В самую страду приехали. Ну, садитесь, рассказывайте. Как учились? Как ехали? Где остановились? Как отдохнули?
Он забрасывал нас вопросами, не давая нам отвечать.
Воспользовавшись тем, что Пюльчун закурил и поток вопросов на мгновение прервался, мы наперебой принялись рассказывать о себе.
Я протянул удостоверение об окончании КУТВа.
Пюльчун взглянул на бумагу, повертел ее и отдал обратно:
— Этого я не понимаю…
Шагдыр тоже показал удостоверение. Седип встал:
— А я в отпуск приехал. Но документ у меня есть.
— Ладно,
И — ко мне с Шагдыром:
— Рад, рад, что вы закончили свое учение. Сами знаете, что такое для республики грамотные люди. Главный вопрос теперь — где вам работать? И вам это важно, и нам тоже. Но один я не решу. Надо посоветоваться с товарищем Шагдыржапом. Подождите меня тут.
Мы огляделись. Обстановка поразила меня. В небольшой полутемной комнате стояли три стула с шаткими ножками, диван с вылезшими пружинами и обшарпанный стол, когда-то крашенный в черный цвет. На полу валялись окурки и горелые спички. И это — кабинет секретаря ЦК… Странно!
Пюльчун вернулся, взял папиросу, прикурил, бросил спичку на пол и глубоко затянулся.
— Товарищ Седип, раз вы в отпуске — отдыхайте. Дома не были? Поезжайте. А вы двое идите со мной. К тарге Шагдыржапу.
Кабинет генерального секретаря был просторнее и светлее — широкие квадратные окна выходили на улицу. Однако порядка и чистоты здесь было немногим больше.
За столом сидел коренастый лохматый человек с усталым бледным лицом. Он поднялся, пожал нам руки.
Пюльчун доложил:
— Те самые ребята.
Шагдыржап не сказал ни слова. Не спеша достал папиросу, долго разминал ее, старательно раскурил. Потом стал расспрашивать, как учились, когда приехали, где остановились…
Мы ответили.
— Так. Сегодня и завтра можете отдохнуть. Мы обсудим, куда вас послать на работу. Ответ сообщим. Всего хорошего!
Ничего я не понял! Почему надо ждать? Ведь знали, что мы приезжаем. Даже встречать послали. Наверное, уже советовались, что с нами делать. И не говорят… И вообще, многое оказалось совсем не таким, как я себе представлял.
Седип-оол в тот же день уехал от нас. Перед тем втроем сходили к ямщику, рассчитались.
Мы с Шагдыром стали ждать, когда нас вызовут. День прошел, другой — никто не появлялся.
Тогда я сам пошел в ЦК, но не застал ни Пюльчуна, ни Шагдыржапа. Походил-походил по коридору, наткнулся на лысого толстяка — не поймешь: ввысь или вширь он растет. Казалось, под халатом у него целый тюк шерсти. Он меня послал в Чурмет-оолу.
— А где Чурмет-оол? В какой комнате?
Толстяк поклонился, вытянул руки, как на молитве.
— Место, где работает тарга Чурмет-оол, будет вон там-с.
Я подошел к двери, на которую мне указали, и постучал. Никто не ответил. Постучал громче. Ни звука. Дернул за ручку. За письменным столом, положив голову на руки, спал человек.
Я громко кашлянул и хлопнул дверью. Только тогда человек за столом вздрогнул, очнулся и вскочил. Вид у него был испуганный. Но, смекнув, что перед ним всего-навсего какой-то мальчишка, которого нечего опасаться, он опять важно опустился в кресло и нехотя ответил на приветствие.