Слово арата
Шрифт:
— Рад слышать. А то еще придется делить ночлег с этим. — Дондук кивнул в мою сторону и оглянулся, проверяя, не слышу ли я, о чем они говорят.
— Уйдем незаметно, — предупредил его Дармажаа.
— Даа, тим байна [85].
Машина затарахтела.
До Шаган-Арыга, как назывался прежде Шагонар, было недалеко. Переехали через небольшую речонку — и вот он, поселок. Тогда в нем насчитывалось с десяток полуземлянок да чуть больше юрт и шалашей.
Дажи, не спрашивая, подвернул к одному из дворов, где находился своеобразный заезжий дом. Держала это заведение полухакаска-полурусская Марья Федоровна Никитина.
Марья Федоровна, заслышав шум машины, выбежала к нам, поздоровалась по-тувински:
— Добро пожаловать!
Министры, не отвечая на приветствие и приглашение, направились к плетеной изгороди.
— Здравствуйте, здравствуйте! — протянул я руку хозяйке. — Как живете?
Марья Федоровна, путая тувинские и русские слова, затараторила:
— Да что я! Обо мне какой разговор, — живу куш якши! Сильно хорошо живу. А ты как?
— Вообще-то и я не жалуюсь… Пустите переночевать?
— Почему не пустить? И покушать чего найдется. — Она засуетилась, уже считая нас своими постояльцами.
— Затаскивайте вещи, — распорядился Дондук. Не успели мы с Дажи войти в избу, как наших министров и след простыл…
Мы отлично выспались, плотно позавтракали. Но важных спутников все не было и не было. Поехали за ними.
На небольшом пригорке стояла белая, как яичко, юрта, а по соседству — пять или шесть ветхих кибиток. Нечего было гадать, где искать министров. Дажи остановился у «белого яичка». Я зашел в юрту.
— О-оо! Министр Тока уже ждет нас, господа! — не очень твердо выговорил, поднимаясь навстречу, Дондук.
В юрте была неразбериха. Чашки разбросаны, на тарелках лежало недоеденное мясо, валялись кугеры из-под араки…
Поддерживаемый с двух сторон, Дондук направился к машине. Дармажаа и не думал подниматься. Я сообразил, что ему же оставаться здесь — проводить чистку в этом хошуне!
* * *
Дорожное счастье изменило нам. Дважды Дажи накачивал шины, раз шесть подолгу копался в моторе. Мало-помалу мы все же продвигались вперед. Дондук всю дорогу мертвецки спал. Ничего не могло разбудить его — ни стрельба задыхающегося мотора, ни громкие крики аратов, которыми они встречали единственную в Туве «черную быструю», ни крутые повороты и тряска на кочках. Мешком переваливался наш министр с боку на бок, испуганно всхрапывал и опять затихал…
Мы вполне могли добраться до места к полудню, а добрались только вечером.
Хошунный комитет размещался в хибарке, чуть побольше единоличного телятника. От халупы отделился человек — в сумерках не разобрать, молодой или старый, — замахал руками:
— Сюда, сюда!
Дажи лихо осадил своего скакуна. Молодой парень подошел к нам вплотную, восхищенно воскликнул:
— Вот это да! Прямо из Хем-Белдира в Чадан! Неужели за один день? — Он поцокал языком и почтительно поклонился: — Выходите, выходите, тарга-лары.
Я простился с Дажи. Будить Дондука было ни к чему.
Хотел пройти в избушку, но парень повлек
— Вам приготовлено особое помещение. Вот эта юрта…
В нос ударил сырой и кислый запах. В грязной юрте были поставлены две деревянные койки, застланные невообразимо засаленными одеялами.
— Заранее извещенные о приезде министра, мы подготовили это помещение.
Вид у парня был гордый. Вот, мол, не застали нас врасплох. Все сделали, что могли. Я поблагодарил за заботу, объяснил, что никакой я не министр, и спросил, где найти секретаря хошунного комитета.
— Это я и есть, — улыбнулся парень. — Сундуем меня зовут.
Конечно, эта специально приготовленная юрта не имела ничего общего с «белым яичком», куда завернули прошлой ночью Дондук и Дармажаа, но мне здесь было несравненно лучше.
Не успели мы переброситься с секретарем и несколькими словами, как к юрте подъехали два всадника. Они спешились и сразу вошли. Это оказались члены комиссии, выехавшие на день раньше меня.
Один из приехавших — Элбек-оол — не вызывал у меня симпатии. И сейчас он стоял наклонившись, широко расставив полусогнутые ноги, что по прежним обычаям выражало высшую степень льстивого подобострастия. Одетый в коричневый чесучовый халат, добротные идики с прямыми носками, бритоголовый, с глазами навыкате, он деланно улыбался.
«Чего ему надо?» — с неприязнью подумал я.
Сундуй при его появлении заметно переменился. В нем тоже проступила рабская угодливость. Он уже не улыбался простодушно и открыто, не осмеливался вставить хотя бы слово.
— Мой аал совсем рядом, — не заговорил — запел Элбек-оол. — Не разрешите ли, тарга, съездить, сменить одежду с дороги?
— Поезжайте, — охотно отпустил я его. — Утром только не опаздывайте. Вместе с солнцем начнем работать.
Пятясь задом, Элбек-оол добрался до выхода из юрты и поспешно выскочил.
Я облегченно вздохнул. Сундую, как мне показалось, тоже не доставило огорчения его исчезновение, но он уже не смог держаться запросто.
— Вы устали с дороги. Отдыхайте. А я чай принесу.
Мы остались вдвоем с Кененом, вторым членом комиссии. Обязанности его, правда, были не совсем ясны. Простой охранник, он сильно напоминал мне цирика из «посыльного войска», каким я сам когда-то был.
Кенену было, вероятно, не больше тридцати, но выглядел он старше. Рябое, всегда суровое, длинное лицо и негромкий глухой голос невольно обращали на себя внимание. Он казался нелюдимым и мрачным человеком, хотя в действительности был и общителен, и говорлив. Не выпуская из рук винтовки, он сидел молча.
— Что же ты, Кенен, будто в атаку собрался? — пошутил я. — Клади оружие. Нам здесь ничего не грозит.
Мой товарищ не принял шутки.
— Удивляюсь я. Всю дорогу молчал, все думал… Мы оба — бедняки. Других здесь нет, мы одни. Не могу я не сказать…
— Что тебя тревожит?
— Почему для проведения партийной чистки в комиссию назначают негодных людей?
— О ком ты? — спросил я, будто не поняв.
— Хотя бы о Дондуке. Все знают, что он был ламой в Барун-Хемчикском хошуне. И он же будет проводить чистку партии в Барун-Хемчике. Он сейчас прямо во дворец кегээна поехал. Всю ночь с ламами будет молиться, чтобы чистка никого из них не задела… А Дармажаа чем лучше? Другого такого жестокого чиновника — поискать. Про Элбек-оола я и не говорю. Не найдешь в Туве человека, который бы не знал, что он был приближенным в ставке Буян-Бадыргы… Вот это все меня и удивляет, товарищ тарга…