Слово и дело
Шрифт:
Правда, я всё равно чувствовал себя зеленым первогодком, которого старый и умудренный опытом лис в лице Чепака просчитал и смог обвести вокруг пальца. Наверное, я бы рано или поздно и сам разобрался в ситуации, вот только, боюсь, это случилось бы, скорее, слишком поздно, чтобы можно было отползти с минимальными потерями. Ну и да — кляуза из ЦК КПУ имела бы и в Москве вес, которому ничего не смог бы противопоставить даже Андропов, если бы ему пришла в голову блажь вступиться за какого-то капитана из московского управления.
Возможно, подобные ловушки поджидали
Я добрался до управления пешком, отказавшись от предложения Семичастного ещё разок покататься на его машине. Может, и зря. Это могло слегка притормозить желание полковника проучить заезжего «москаля» — ведь неизвестно, о чем он договорился с достаточно высокопоставленной фигурой украинской власти. Но минусов в этом было больше — Чепак мог затаиться и ударить в самый неподходящий момент. А увидев меня, скромно идущим обратно, он, скорее всего, расслабится и продолжит гнуть прежнюю линию.
— А, Виктор, вернулся!
Полковник изображал, что только что вышел из своего кабинета по каким-то важным делам, но решил задержаться, случайно увидев меня. Я бы мог в это поверить — но с большей долей вероятности Чепак всё это время смотрел в окно, чтобы не пропустить моего возвращения. Ну или заставил делать это своего помощника.
— Да мы недалеко были, — я улыбнулся. — Товарищ Семичастный попросил ему парк показать. Говорит — сколько раз был в Сумах, а до парка ни разу не добрался. Жаль, что колесо обозрения ещё не достроили, с высоты город совсем иначе смотрится.
Остов этого колеса мы с Семичастным видели — его заложили год назад и обещали закончить этим летом, но я был уверен — обманут.
— Да, жалко, — Чепак покивал головой и спросил обеспокоенно: — Про ваш номер он ничего не говорил больше?
Я даже посочувствовал полковнику — ему жутко хотелось узнать, о чем мы полчаса говорили с бывшим председателем всесоюзного КГБ, но он вынужден был задавать наводящие вопросы.
— Похвалил ещё раз — и всё, — я безразлично пожал плечами. — Он в основном про Москву спрашивал, полковника Денисова хорошо помнит и некоторых оперативников старых.
Самый безопасный для меня вариант ответа — Семичастного вполне могло пробить на ностальгию по старым добрым временам. Я понятия не имел, знаком он с Денисовым и с личным составом московского главка, но точно знал, что Чепак не будет спрашивать Семичастного про содержание нашего разговора, а если и спросит — тот лишь удивится и пошлет полковника подальше. Это мне не по чину было такое посылание непосредственного начальства.
—
— Ну что вы, Трофим Павлович, какой Киев? — притворно удивился я. — Я бы на такое предложение и не согласился бы.
Особенно после того, как услышал откровения Семичастного.
— А зря, Виктор, очень зря! — наставительно произнес Чепак. — Что ж, не буду тебя задерживать, ты, наверное, торопишься? Когда в командировку свою собираешься?
Я задумался.
— Через недельку, наверное. Сможете выделить мне машину? Иначе придется чуть ли не через Москву ехать, а это дня три только в один конец, — я старался говорить как можно жалобнее.
— Машину? — удивился он. — Разумно, разумно… думаю, можно. Только водителя не дам, у нас и так некомплект.
— Водителя и не прошу, Трофим Павлович, я и сам водить умею, невелика наука…
Уже у себя в кабинете я смог выдохнуть — два таких мероприятия в один день вытащили из меня всю душу без остатка. Я посмотрел на гитару, но решил не прибегать к столь сильным средствам — и просто закурил. В управлении это не приветствовалось, но кто мне может запретить, кроме Чепака? А он сюда сегодня вряд ли сунется.
Я прислушался к себе — и понял, что больше всего мне было обидно за песню, которая оказалась неуместной на советской Украине. Но Семичастный сам подсказал мне выход, и я собирался им воспользоваться так, чтобы ни одна сволочь из ЦК КПУ не нашла в моих действиях никакого криминала.
[1] Столько областей в УССР было с 1959 года, когда Дрогобычскую область (так назывались несколько районов Западной Украины, вошедших в СССР в 1939-м) влили в Львовскую. Киев стал отдельной административной единицей только в 1978-м. Крым в эти годы назывался Крымской областью — автономной республикой он был до 1945-го и вновь стал в конце 1980-х.
Глава 13
«Усердным взором сердца и ума»
Недолгий разговор с Семичастным оказался очень плодотворным — я на многое смог посмотреть другим взглядом, в том числе и на тот странный запрет разработки кружка юных и не очень любителей Украины. Украинизация республики никуда не делась, несмотря на весь школьный опыт «моего» Виктора и уже мои наблюдения. Возможно, в Сумах она шла не так заметно, как где-нибудь в Тернополе и Ивано-Франковске, но определенные задачи стояли и перед руководством этой области. Продавить использование украинского языка в быту они не могли, и, как разумные люди, к этому не стремились. Но этот язык прилежно изучали все школьники, которые с аттестатом зрелости получали в нагрузку хотя бы основы, достаточные для того, чтобы в обычных условиях говорить на неком суржике. Следующий шаг украинизаторы сделают много позже, когда у них появится возможность запретить русский язык как класс — сейчас за подобный авангард из Москвы прилетели бы такие молнии и громы, что в Киеве выжившие долго икали от страха.