Слово наемника
Шрифт:
Потом нам были показаны сортиры (и это правильно), умывальники и кухня со столовой…
Казарма, некогда казавшаяся негостеприимной, сейчас бы сошла за образчик роскоши. Здесь же… Каменный сарай заполнен телами так, что некуда ногу поставить. Кто храпел, кто надрывно кашлял. Вонь такая густая, что пришлось дышать ртом.
Я был единственный, кто таскал на себе оковы. В темноте их было не видно, зато — слышно.
«Кандальника привезли!» — пронесся уважительный шепоток, и мне, в отличие от остальных, не пришлось
Я с наслаждением упал на прелую солому и попытался расслабить мышцы, натруженные «браслетами», — пришлось прождать на ногах часа два, пока нас не пересчитали и не обыскали. Хотя бывалые сокамерники напихали под мои железки тряпок, но все равно кожа была основательно стерта.
Когда глаза привыкли к темноте, уши к звукам, а нос к «ароматам», я понял, что и в этом каменном сарае идет своя жизнь. Спали не все. То здесь, то там мелькали слабые огоньки масляных светильников. Кто штопал истершиеся до дыр штаны, кто жевал. Откуда-то слышался приглушенный смех, а откуда-то — стон.
Кто-то рядом со мной фыркнул. Я обернулся и замер — в футе от меня сидела крыса — огромная, с пуделя! — и чистила лапами продолговатую морду. Скосив на меня умные глаза-бусинки, оглядела от макушки до кандалов и, не обнаружив ничего опасного или интересного, продолжила прерванное занятие. Вид чистоплотной крысы успокаивал. Нет, крыс я не любил, но омерзения или страха перед ними тоже не испытывал. Тут был простой и здоровый прагматизм — если в бараке наличествует непуганая крыса, то голодом рудокопов не морят.
Один из новых соседей, которому попало по носу крысиным хвостом, чихнул и приподнял голову:
— А ну-ка, Тимо, брысь! Спать пошла! — грозным шепотом шуганул он крысу, будто на домашнюю зверюшку прикрикнул…
Та послушно прекратила омовение и подлегла под бок хозяина, свернувшись калачиком, как кошка.
Солома зашуршала, и рядом со мной оказался Жан, успевший освоиться на новом месте, куда-то сбегать и с кем-то поговорить.
— В общем, так, — прошептал он мне на ухо. — Я тут с парнями перетерся. Имей в виду, о том, что случилось, никто не знает. Наши не скажут, а сам не болтай… — назидательно посоветовал щипач.
— Не буду, — пообещал я, будто того и ждал, чтобы рассказать о своем унижении…
— Лишнего ничего и никому не говори — ушей много! Завтра потолкуем, когда в рудник отведут.
— А что, завтра и отведут? — удивился я. — А как там насчет того, чтобы научить киркой махать, руду долбить — что там еще-то… Как это серебро-то добывают?
— Ну сказанул, — рассмеялся Жан. — Дадут тебе кайло в зубы, и вперед… Чего тебя учить-то? Сам научишься.
— Эй, новенькие! — раздался из угла усталый голос. — Завтра все узнаете. Давайте спать! Не выспитесь — работать будете плохо.
— А что, мы сюда работать нанимались? — насмешливо спросил кто-то из новичков, прибывших в нашей партии. — Мы наработаем!
— Дрыхни. Завтра поймешь — нанимались не нанимались… — хмыкнул тот же голос. — Жрать захотите — найметесь.
— Хм… — почесал щипач нос. — И верно, спать пора. — Уткнувшись губами в мое ухо, выдохнул: — Драпать отсюда
Перекатившись, Жан исчез в полутьме, а я заснул.
Не знаю, сколько проспал, но во сне почувствовал чье-то приближение. Какое-то чувство (чувство есть, но как его правильно обозвать — не знаю!) заставило насторожиться. Кто-то, пытаясь быть осторожным, полз ко мне, старательно огибая спящих. И получалось так лихо, что позавидует и армейский разведчик.
— А-а! — заорал человек знакомым голосом, наваливаясь на меня и пытаясь вцепиться в глотку.
Две недели пути, побои, тяжелые кандалы свое дело сделали. Раньше убил бы с первого раза. А тут — только отшвырнул, припечатав «браслетами» по физиономии. Раз. Другой… Верно, бывший старшина гильдии кузнецов спятил. Иначе почему он не чувствует боли?
На кузнеца накинулись человека три, скрутили и, связав по рукам и ногам веревками, сделанными на скорую руку из соломы, бросили в угол.
— Лежи, каплун, и не дергайся! — пристрожил чей-то голос. — Нам из-за тебя подыхать не хочется! Хочешь сдохнуть — сходи и башку расшиби. Но не здесь!
— У-у! — завыл кузнец так гнусно и протяжно, что пришлось вставить кляп.
Жан-щипач, успевший узнать о некоторых здешних правилах, прошептал: «В бараке убивать нельзя — норму для всех повысят! Завтра, в руднике…»
Мы проснулись от грохота. Кажется, разразилась гроза. Но какая-то странная — раскаты грома доносились из-под земли, а каменный пол содрогался, будто песок. И почему-то не были видны вспышки молний. Какими бы плотными ни были стены и дверь, но мы бы должны их увидеть.
— Что за хрень? — не выдержал Жан, не поленившийся встать и подойти к дверям: — Это что тут за грозы такие?
— Это камни взрывают, чтобы руду легче дробить, — бодро откликнулся тот голос, что давеча советовал спать.
Старожил, вышедший из своего угла, оказался худощавым парнем с клочковатой бородкой. Правда, и все остальные были бородатыми — где тут бриться?
— Как это — камни взрывают? — недоверчиво спросил Жан.
— Порошок у них есть, — охотно пояснил старожил, направляясь к яме у стены. Сделав утренние дела, вернулся и продолжил рассказ: — Черный порошок, как перец молотый, только мельче. Если подожжешь, вспыхнет, как молния, загремит, как гром, а всё, что вокруг, на кусочки разлетится — хоть камни, хоть железо. А от человека одни ошметки останутся! Его секрет только графы Флики знают, но берегут как зеницу ока.
— Хитро… — с уважением покачал головой Жан.
Мне вспомнились город Ульбург и старички-«рудокопы». Точно! Под Водяной башней, перед тем как она стала заваливаться внутрь, раздался какой-то грохот. Я решил, что это грохот падения башни… А ведь я знал про такой «порошок»! Еще давно…
— Господин Юджин-Эндрю-Базиль, нынешним вечером вы должны быть в нарядном платье, как подобает графу! И не какому-то там бургграфу или ландграфу, а графу — наследнику принца крови! — назидательно сказал старый Франц Этух, мой гувернер, воспитывающий уже второе поколение нашей семьи.