Слово о граде Путивле
Шрифт:
Однажды ночью Матвей лег спать, когда Анютки не было в избе. Спал он на печи, а на лавке рядом с ней – Ванька с женой. Перед тем, как лечь, Матвей обвел вокруг себя ножом и нарисовал в середине очерченного пространства крест, на который и лег, накрывшись тулупом. Он слышал, как легли Ванька и Анютка, как они горячо ласкали друг друга. Потом Ванька быстро заснул, а Анютка поднялась, подошла к печи, убрала заслонку. Возле печи захлопала крыльями птица, которая залетела в топку и по трубе выбралась из избы. Удивленный Матвей долго еще лежал неподвижно, пытаясь осознать услышанное. Потом он слез с печи,
Ждать ему пришлось до первых петухов. Едва они отпели, как Матвей услышал над избой хлопанье крыльев. Утка-нырок залетела в печную трубу, потом выбралась оттуда, села на крыльцо. Утка неестественно вывернула крылья, будто скидывала с себя надоевшую шкуру – и превратилась в Анютку. Она подошла к двери, но не смогла открыть. Тут-то Матвей и положил на ее ступню крестик:
– Чистому ходить, нечистому стоять!
Анютка замерла, будто пораженная молнией, и мигом превратилась в утку-нырка. От нее пошел сильный запах серы.
Матвей выбрался из-под бороны.
– Попалась, анчутка, нечисть беспятая! – злорадно произнес он. – Я как увидел тебя, сразу почуял неладное. Всё, больше не будешь изводить моего брата.
Матвей еще раз сходил в сарай и принес оттуда старую вершу. Он накрыл вершей утку, перекрестил ее, чтобы не смогла улететь, а потом убрал с лапы свой нательный крестик. Вершу с уткой Матвей положил в мешок, чтобы не привлекать внимание. Ее надо было выбросить в стоячую воду, пруд или озеро. В проточной воде утку могло вынести течением из верши и освободить от крестного знамения.
Дождавшись, когда откроют Поскотинские ворота, Матвей первым вышел из посада. Ванька рассказывал ему, где и как познакомился с женой. На это озеро и отнес Матвей вершу. Забросил ее как можно дальше от берега, чтобы случайно не попалась на крючок какому-нибудь рыбаку.
После поимки Анютки вся еда в избе и многие вещи, якобы купленные на рынке, превратились в кучки праха. Ванька Сорока с удивлением разглядывал эти кучки, пахнущие серой, и никак не мог понять, что произошло. Объяснить это могла только жена.
– Ты где был? – спросил Ванька вернувшегося старшего брата.
– Да так, по делу ходил, – уклончиво ответил Матвей.
– И Анютка с тобой?
– Да вроде бы.
– Она во дворе? – спросил Ванька и собрался выйти во двор, чтобы расспросить ее.
– Нет ее там и больше не будет, – решившись, заявил Матвей. – Твоя жена была анчуткой – чертом-уткой, я ночью поймал ее и отвадил от нашего дома.
– Как отвадил? – не сразу понял услышанное Ванька.
– Очень просто. Больше она здесь не появится.
– Как не появиться?! – с болью воскликнул младший брат. – Зачем ты это сделал?! Кто тебя просил?!
– Как
– Я разве просил спасать меня?! Что ты наделал! – крикнул Ванька и заревел по-бабьи.
Матвей, который считал, что поступил правильно, никак не мог понять, в чем его обвиняют. И еще он терпеть не мог бабьих слез.
– Я же хотел как лучше… – сказал он.
– Для кого лучше?! – спросил сквозь слезы Ванька. – Когда так говорят, делают лучше только для себя!
– Видать. У тебя под радугой и в голове всё перевернулось, – решил Матвей и отправился в лавку торговать.
Когда он вернулся вечером, Ванька сказал ему:
– Забирай весь товар и уходи в Псков.
– Весь не могу, половина твоя, – возразил старший брат.
– Мне ничего не надо. Забирай всё и забудь меня. Твоя сестра умерла, а я тебе никто и ты мне никто.
Утром они холодно попрощались. Ванька помог продать лавку, купить коня и телегу и уложить на нее товар. Матвей не стал ждать других купцов, отправился в путь один. Слишком тягостно ему было рядом с бывшей сестрой Варварой, а потом братом Ванькой.
Как только телега скрылась за поворотом дороги, Ванька Сорока отправился на лес. Он нашел ту поляну, где стояла изба Анютки. Избы не было да и не могло быть, потому что в том месте, в центре поляны, рос толстенный, вековой дуб. Неподалеку от дуба росла невысокая елочка. «Венчали вокруг ели, а черти пели», – вспомнил Ванька поговорку. Он пошел на озеро, разделся и избороздил его вдоль и поперек, хотя из-за дождей оно стало глубоким, особенно в середине. И нашел вершу. В ней был мертвый нырок. Как и в прошлый раз, Ванька вынул мертвого нырка из верши и бросил на берег.
Нырок быстро ожил, отряхнул с себя воду и улетел в глубь леса.
Ванька Сорока сел на поваленное дерево, лицом к тропинке, по которой приходила Анютка.
Ждать ему пришлось недолго.
– Ты теперь знаешь, кто я, – сказала Анютка, остановившись перед ним.
– Да, – молвил Ванька, обнял ее за бедра и прижался к ним головой.
– Не передумаешь? – спросила Анютка. – Не боишься душу загубить?
– За любовь душу не загубишь, – уверенно ответил Ванька Сорока.
Он встал, поцеловал ее в губы и повел домой с той же радостью, с какой вел после свадьбы.
А Матвей, который плохо знал дорогу, на второй день не рассчитал время, не успел до темноты добраться до какого-нибудь поселения. Он подгонял лошадь по лесной дороге, проклиная себя, что отправился в путь один. Телега спустилась в овраг и начала медленно подниматься по крутому склону.
Там ее поджидали Федор Кошка и Улька Прокшинич. Уйдя из Путивля с ватагой скоморохов, они побывали в Смоленском княжестве. По пути пограбили и убили двух купцов. Слуга одного из купцов сумел убежать от них, а потом опознал в Смоленске на ярмарке. Федька и Улька в это время втихаря от остальных скоморохов венчались в церкви. Улька к тому времени понесла от Федора, а может, и не от него, но он о других не знал, поэтому и вынужден был покрыть ее грех. Это и спасло их от смерти. Узнав, что скоморохов заточили в острог, Улька и Федор решили убраться подобру-поздорову из Смоленского княжества. Они хотели вернуться в Путивль. На пути туда им и попался Матвей.