Слово о полку Игореве

Зимин Александр Александрович

Приведенные тексты опровергают мнение Л. В. Крестовой и В. Д. Кузьминой, что «Истинна» была своеобразной хрестоматией, составленной «в соответствии с православными курсами богословия и катехизиса XVIII в.».[Кузьмина В. Д. Мог ли архимандрит Иоиль… С. 200; Крестова, Кузьмина. Иоиль Быковский. С. 42.] Л. В. Крестова и В. Д. Кузьмина пишут о «политической неразборчивости» Иоиля на том основании, что он приводит выписку из «Всякой всячины» Екатерины II о необходимости вести себя благочестиво в церкви. По этому поводу Ф. Я. Прийма не без остроумия пишет: «Если бы нашим авторам пришлось проанализировать с данной точки зрения труды, скажем, М. В. Ломоносова, то они нашли бы и у него не один пример подобного рода „политической неразборчивости“».[Прийма Ф. Я. К спорам об открытии «Слова о полку Игореве». С. 251.]

Итак, и на закате своей жизни Иоиль сохранил верность идеалам, выработавшимся у него в 50—60-х гг. XVIII в. «Новыми» словесами из чужих произведений он говорил то же, что в той или иной степени звучало в «старых» словесах Песни о походе

Игоря.

1788 год оказался роковым для Иоиля. По рескрипту Екатерины II от 3 июня 1787 г., в связи с переводом ростовского и ярославского архиепископа в Ярославль как центр губернии, решено было Спасо-Ярославский монастырь преобразовать в архиерейский дом, подведомственный непосредственно архиепископу. Во исполнение этого рескрипта последовал указ Синода от 6 мая 1788 г. о перенесении кафедры в Ярославль и преобразовании Спасо-Ярославского монастыря в архиерейский дом и об увольнении Иоиля по «старости и болезни», правда, с переводом на довольно значительную (500 р.) пенсию.[ЦГИА, ф. 797, оп. 97, 1788, ед. хр. 19, л. 50–51; ф. 796, оп. 209, 1788, ед. хр. 305, л. 420–420 об.; Владимир. 1) Столетие архиерейской кафедры в г. Ярославле. Ярославль, 1888. С. 5; 2) Ярославский Спасо-Преображенский монастырь. М., 1881. С. 56. Еще в апреле 1786 г. епископ Севский Феоктист (Мочульский), старинный знакомый Иоиля (с 1761 г. он преподавал закон Божий в сухопутном корпусе), писал ростовскому архиепископу Арсению, что «старик отец архимандрит Иоиль болен ногами; сия, чаю, болезнь ему от сидящей жизни» (Сборник писем духовных лиц XVIII в. к преосвященному Арсению. Тверь, 1893. С. 48). В 1788 г. Иоиль покинул и консисторию (совет) при Ярославском архиепископе, в составе которой он находился с 1786 г. (Ярославские епархиальные ведомости. 1877. № 16. С. 124).] Трудно сказать, связаны ли эти события с изданием «Истинны» (1787 г.). Во всяком случае 9 августа 1787 г. последовало распоряжение о проверке книжных лавок Ростова и Ярославля на предмет выявления в них «духовных книг», которые напечатаны не в духовных типографиях. Подобный реестр для архиепископа Арсения был составлен Иоилем и, конечно, не содержал ничего предосудительного.[ЦГИА, ф. 796, оп. 68, 1787, ед. хр. 290, л. 158–159 об.] В 1788 г. после смерти Мельгунова в отставку попал и Санковский. Такова была судьба одного из очагов просветительства в Ярославле.

О последнем периоде жизни Быковского известно очень мало.[См. мнение Иоиля об организации пения в семинарии 10 декабря 1776 г. (Ярославские епархиальные ведомости. 1882. № 10. С. 75). В конце 1776 г. — начале 1778 г. он некоторое время был в Петербурге (см. определение Синода 28 ноября 1776 г. об командировании его в Петербург и записи 27 января 1777 г. и 1 января 1778 г. об участии Иоиля в придворных церковных богослужениях. ЦГИА, ф. 796, оп. 209, 1776, ед. хр. 286, л. 29; ф. 816, on. 1, ед. хр. 492, 1777, л. 16 об. — 22). 17 апреля 1777 г. ему («при Санкт-Петербурге на очереди служащему») подарил книгу «Орган» (СПб., 1775) член Уложенной комиссии от Ярославля А. И. Ярославцев (Лукьянов В. В. Первый владелец рукописи… С. 45). В 1782–1784 гг. Иоиль принимал участие в надзоре за постройкой нового каменного архиерейского дома в Ярославле (Лествицын В. Прежние архиерейские дома в Ярославле // Ярославские епархиальные ведомости. 1879. № 40. С. 313–317). При нем была в 1781 г. «поновлена» роспись Преображенского собора в монастыре (Ярославский Спасо-Преображенский монастырь//Там же. 1861. № 1. С. 41). Участвовал Иоиль в торжественном открытии 21 апреля 1786 г. Ярославского дома общественного призрения (Скульский А. В. Исторический очерк столетнего существования… С. 20). Известно, например, что он принимал участие в службах ростовского и ярославского архиепископа Арсения в 1789, 1791, 1792, 1793–1795 гг. (Ярославские епархиальные ведомости. 1892. № 35. С. 547, 549–551; № 36. С. 562–569). В. Д. Кузьмина пишет, что эти сведения «впервые привлечены — П. В. Крестовой» (Кузьмина В. Д. Мог ли архимандрит Иоиль… С. 199). Однако они уже находились на с. 384 ротапринтного издания моей книги «Слово о полку Игореве», отлично известного как B. Д. Кузьминой, так и Л. В. Крестовой. «Старинным приятелем» Иоиля был архимандрит Спасо-Прилуцкого монастыря Иннокентий (см. его письмо от 1797 г.: Сборник писем, духовных лиц…]

В настоящее время трудно определить более или менее точно время, когда было написано Слово о полку Игореве. Во всяком случае это произошло уже после битвы при Кагуле (1770 г.), но до 1791 г., когда рукопись попала к A. И. Мусину-Пушкину.[Об этом см. главу VII.] Некоторые наблюдения говорят о том, что произведение могло быть написано в Ярославле. Их по меньшей мере три.

В Слове о полку Игореве обнаруживаются следы знакомства его автора с Девгениевым деянием. Список этой повести о Девгениевом деянии находился и в сборнике, содержавшем Слово. Но, судя по выдержкам из этого списка, приведенным H. М. Карамзиным, он был ближе всего к Тихонравовскому списку середины XVIII в. (ГБЛ, собр. Тихонравова, № 399), который в 1744 г. принадлежал ярославцу Семену Малкову.[Кузьмина В. Д. «Девгениево деяние» («Деяние прежних времен храбрых человек»). М., 1962. C. 45–46.] Это ведет нас к тому городу, где провел последние годы своей жизни Иоиль.

Второе наблюдение заключается в следующем. В. В. Иванов и В. Н. Топоров обратили внимание на очень интересный факт близости Слова к «Сказанию о построении града Ярославля». Этот памятник ярославской литературы был помещен

в рукописи Самуила Мисловского «Церкви г. Ярославля в 1781 г.». Он якобы был обнаружен им все в том же Спасском монастыре, как и Слово о полку Игореве. Существовал ли на самом деле старинный автор Сказания или создателем Сказания был сам Мисловский (причастный, как и Иоиль, к литературе выпускник Киево-Могилянской академии), остается неясным. Само это произведение издано только в 1867 г.,[Лебедев А. Храмы Власьевского прихода г. Ярославля. Ярославль, 1877. См. также: Воронин H. Н. Медвежий культ… С. 90–91.] а место хранения рукописи Мисловского неизвестно. Так вот в этом Сказании упоминаются и Волос, «скотий бог», и «лютый зверь» (пророк Илья лютого зверя победил). Оба эти персонажа встретятся в Слове. В связи с этим В. В. Иванов и В. Н. Топоров пишут, что только в Слове и Сказании Велес (Волос) выступает с шаманско-поэтическими функциями. Практически в одно и то же время в одном и том же монастыре найдены были два памятника, где сообщаются сведения о Велесе, существенно дополняющие летописные.[Иванов, Топоров. К проблеме достоверности. С. 61.] Мы бы добавили к этому, что оба памятника связаны с именами двух воспитанников Киевской академии.

Но есть и еще примечательное обстоятельство. Именно к Владимирской и Ярославской областям относится бытование Велеса (Волоса) среди остатков язычества.[Иванов, Топоров. К проблеме достоверности. С. 72. Попытка авторов связать Слово так или иначе со Псковом основана на ряде недоразумений (слух о происхождении Слова из Пантелеймонова монастыря, «реминисценции» из Слова в Псковском апостоле, Псковской летописи и Житии Александра Невского, а также псковизмы памятника).] В этой связи авторы ставят задачу стратификации различных слоев в тексте Слова, в частности выявление древнего прототипа на основании таких слоев, которые «на тысячелетие древнее эпохи создания его как древнерусского текста» и «обстоятельств позднего бытования текста на последнем этапе его истории», особенно «в ярославской среде второй половины XVIII века».[Иванов, Топоров. К проблеме достоверности. С. 81, 82.] Во всяком случае следы влияния «ярославской среды» на текст Слова В. В. Иванову и В. Н. Топорову обнаружить удалось.

Третье наблюдение не менее существенно. Речь идет о так называемых «шереширах» (стрелах).[Об этом см. также главу V.] А. Н. Кирпичников сопоставляет их с загадочными металлическими стрелами владимирских князей XII в.[Кирпичников А. Н. Метательная артиллерия древней Руси//МИА. М., 1958. Вып. 77. С. 14–15.] Наиболее раннее упоминание этих стрел, как нам указала E. Н. Кушева, относится к 1675 г. В этом году кн. Каспулат Черкасский посетил Успенский собор во Владимире. Еще от своего отца он слышал, что «в сем граде есть древних великих князей железной лук и стрелы». Теперь же он хотел взглянуть на них. Лука, впрочем, на месте не оказалось, ибо его взяли уже в Москву по указу царя Алексея. Однако стрелы Каспулату показали, и тот, «смотря и удивляяся, взял к себе гнездо».[Кабардино-русские отношения в XVI–XVIII вв. М., 1957. Т. 1. С. 348.]

Четыре из этих стрел, обнаруженные при гробнице кн. Изяслава Андреевича (ум. в 1164 г.), хранились до середины прошлого века во Владимире.[Об одной из них см.: Калайдович К. Ф. Краткое сообщение о владимирских древностях // Записки и Труды ОИДР. М., 1818. Ч. 1.] В ярославском хронографе конца XVII в. говорится о том, что в Спасо-Ярославский монастырь 3 октября 1697 г. была перенесена большая «железная стрела великого князя Андрея».[Бычков А. Ф. Заметка о хронографе ярославского священника Федора Петрова//Труды Ярославской ученой архивной комиссии. Ярославль, 1890. Т. 1. С. 7; Воронин H. Н. Археологические заметки //КСИИМК. 1948. Вып. 19. С. 67–68.] Здесь же рассказывалось о том, что Изяслав «на супротивных устроил себе самострельныя оружия — стрелы железныя великия». Но и в Слове «шереширы» связаны именно с владимиро-суздальским князем (Всеволодом). Как известно, Иван Быковский жил в Спасо-Ярославском монастыре и отлично знал греческий язык. Поэтому упоминание им «шерешир» вполне естественно.

Наконец, если находить в Слове следы знакомства автора с «Историей Российской» В. Н. Татищева (т. 3), то дата написания Песни о походе Игоря отодвигается ко времени после 1774 г.

В пользу предположения о том, что Слово сочинено было уже после 1786 г. и даже после 1788 г., т. е. после перехода Быковского «на покой», говорит косвенно и еще одно обстоятельство. Если бы это произведение было бы написано до того, как Иоиль покинул пост ректора Ярославской семинарии, то он вряд ли удержался от того, чтобы ознакомить ее студентов со своей книжной былиной. Однако об этом у нас нет ни одного свидетельства. Поэтому, скорее всего, Слово появилось под его пером уже тогда, когда он не преподавал в семинарии, т. е. между 1788–1791 гг.[См.: Козлов В. П. Кружок А. И. Мусина-Пушкина… С. 147–150.] Это было время русско-турецкой войны (1787–1791), внешнеполитическая обстановка России конца 80-х — начала 90-х гг. XVIII в. соответствовала патриотическому содержанию Слова.

Сюжет Песни выбран не случайно. В предисловии к Задонщине Пространной редакции вспоминалось время, когда «татарове на реке на Каяле одолеша род Афетов, и оттоля Русская земля сидит невесела».

Голос автора Слова о полку Игореве как бы призывал к завершению многовековой борьбы за «Тмутаракань», за обиды, нанесенные русским князьям. В конкретной обстановке 80-х — начала 90-х гг. XVIII в., во время присоединения Крыма и победоносного окончания русско-турецкой войны, героическая Песнь приобретала глубокое патриотическое звучание.