Слуга Империи
Шрифт:
Госпожа поймала себя на том, что ее мысли постоянно возвращаются к Хокану. Он гостил у нее несколько месяцев назад, но пробыл совсем недолго: приехал к ужину, утром позавтракал и после недолгой беседы распрощался. В то время какой-то поворот в Игре Совета требовал его незамедлительного возвращения домой. От Мары не укрылось, что Хокану мучился угрызениями совести: он должен был ехать прямиком в отцовское имение, но вместо этого сделал крюк, чтобы хоть мимолетом повидаться с ней.
Разумеется, она не подала виду, что ей льстит такое внимание. Общество желанного гостя приятно
Скрип гравия на садовой аллее прервал ее размышления. Обернувшись, Мара различила долговязую фигуру.
– Вот ты где!
– По одному лишь непочтительному обращению - не говоря уже о чужеземном выговоре - любой узнал бы дерзкого мидкемийца.
– Весь вечер тебя ищу, - продолжал Кевин.
– Спросил у Накойи, да эта карга молчит как пень. А слуги от меня шарахаются; пришлось выследить Люджана после смены караула.
– Вернее сказать, он позволил себя выследить.
– Маре не хотелось думать, что чужеземец перехитрил ее лучшего воина.
– Не спорю.
– Кевин обогнул цветник и остановился перед ней.
– Мы с ним побеседовали о приемах боя на мечах. Наша тактика отличается от здешней. В лучшую сторону, разумеется.
Подняв голову, Мара увидела, что мидкемиец с усмешкой ждет очередной отповеди, и решила ни за что не вступать с ним в перепалку.
В свете фонаря вьющиеся волосы Кевина отливали медью. В портняжной мастерской ему успели сшить белую рубаху с длинными, свободными рукавами, поверх которой была надета туго подпоясанная куртка. Мускулистые ноги от бедер до самых щиколоток теперь скрывались под плотными штанами. Простой серый цвет костюма выгодно оттенял его шевелюру, бороду и шоколадный загар. Впечатление портили только стоптанные сандалии, которые выдал ему надсмотрщик в самый первый день. Проследив за взглядом госпожи, Кевин рассмеялся:
– Сапоги еще не готовы.
Ни на кого не похожий, он отличался своеобразной варварской красотой. Мара даже забыла сделать ему выговор за непочтительное обращение. Правда, невольник пошел на уступку: он отвесил поклон, пусть и на мидкемийский манер.
– Насколько я понимаю, так у вас в Королевстве выражается почтение к даме?
– спросила властительница с некоторой долей ехидства.
Кевин ответил с озорной улыбкой:
– Не совсем так. Ты позволишь?..
Мара склонила голову, но тут же вздрогнула от прикосновения к своей руке.
– Мы приветствуем даму вот так.
– Кевин уверенно поднес ее пальцы к губам.
Поцелуй был совсем легким, как дуновение ветерка, но Мара, опешив, хотела сразу же отдернуть руку. Однако Кевина это не остановило. Привычная одежда и теплая ночь подтолкнули его к новому безрассудству. Он покрепче сжал узкую, нежную ладонь, оставляя госпоже возможность вырваться - правда, не без усилия.
– Иногда мы приглашаем даму на танец, - произнес он, обнял ее за талию и закружил в желтом свете фонаря.
От неожиданности
– Ты не ушиблась?
– спросил он с непривычной теплотой.
Мара не сразу нашлась что ответить. Кевин шевельнулся, протянул руку и поднял с земли цветок кекали. Потом он сжал стебель зубами, все той же рукой очистил его от колючек и вставил в разметавшиеся волосы Мары.
– У нас растут очень похожие цветы, только мы их зовем по-другому.
У Мары поплыло перед глазами. Кожа на шее, в том месте, которого коснулась рука Кевина, горела как от ожога.
– Как же они у вас называются?
– негромко спросила она.
– Розы.
– Кевин почувствовал, как у нее по телу пробежала дрожь. Еще крепче прижав Мару к себе, он прошептал: - Только у них не бывает такой дивной синевы.
Его бережные прикосновения не внушали страха. Мара даже не пыталась высвободиться. Кевин застыл, ожидая хоть какого-то отклика. Но она не шелохнулась; только непокорные волосы рассыпались волной по его груди, накрыв шнуровку белой рубахи. Тогда рука Кевина поднялась выше по ее спине и скользнула вдоль ворота платья. Мара вспыхнула; ей показалось, что изнутри ее пожирает пламя.
– Госпожа?
– вопросительно шепнул мидкемиец, отводя пряди волос с ее лица.
– Можно, я тебе кое-что скажу? В наших краях розы преподносят женщине в знак любви.
– Любовь - это не для меня, - отозвалась Мара с неожиданной резкостью. Кевин почувствовал, как она сжалась у него в объятиях.
– Благодаря мужу я узнала о любви более чем достаточно.
Кевин только вздохнул; он повернулся и, вставая, поставил Мару на ноги.
Его недюжинная сила пробудила у Мары воспоминания детства: так же бережно поднимали ее могучие руки отца, когда она была совсем маленькой. Стоило Кевину отстраниться, как его госпожу обдало холодом. Он усадил ее на каменную садовую скамью, а сам отступил, ожидая приказаний.
Мара старательно делала вид, будто ничего особенного не случилось. Это стоило огромных усилий. У нее в груди бушевал настоящий вихрь. В душе еще гнездился ужас перед жестокостью Бантокапи, а тело молило о новых и новых прикосновениях этих сильных и ласковых рук. Кевин стоял без движения. Когда молчание сделалось гнетущим, он понял, что должен сгладить эту неловкость.
– Прошу прощения, госпожа, - сказал он с поклоном, прежде чем повернуться к ней спиной.
Нагнувшись, он принялся подбирать с земли рассыпавшиеся цветы. Корзина стала вновь наполняться душистыми ветками.