Слуги Государевы
Шрифт:
Дрогнули шведы, дрогнули, и побежали. И напрасно пытались остановить их. В лес, за деревья, скорей от огня губительного. От артиллерии спрятаться можно, а вот от конницы русской хуже. Вылетели снова полки драгунские, пластали палашами тяжелыми по спинам, по головам разбегающихся шведов.
— Ну що, хлопцы? — в стременах поднялся полковник Стародубовский, а ныне гетман Иван Скоропадский, — постоим за веру Православную? Помрем смертью честной, козацкой?
— За тобою, пане полковнику! За тобою, пане гетману! — откликнулись козаки.
— А коли за мною, так за мною! — сказал Скоропадский, шапку поглубже надвигая, чтоб не потерять на скаку, зыркнул на Козаков, — А ну, гайда, хлопцы! — и вслед
Драгун и пехоту собрали на поле Полтавском. В круг поставили. Петр выехал в центр, шпагой отсалютовал:
— Сыны Отечества, чада мои возлюбленные! Потом трудов моих родил вас. Без вас государству, как телу без души, жить невозможно. Вы, имея любовь к Богу, к вере православной, к Отечеству, славе и ко мне, не щадили живота своего и на тысячу смертей устремлялись небоязненно. Храбрые дела ваши никогда не будут забвенны у потомков!
Потом долго хоронили павших. Тысяча триста сорок пять тел легло в одну могилу. Царь приказал холм над ней высокий насыпать и самолично крест водрузил. Трижды поклонился и произнес речь прощальную:
— Вы увенчались страдальческим венцом, вы стоите перед престолом Царя Небесного, поборайте-же молитвами вашими правому оружию моему, поднятому на благо Отечества!
Курган этот прозван был «Шведской могилой» [35] Вечером полк Сафонова с другими драгунскими пошел в погоню за шведами. К утру 1-го июля вышли к Переволочной. На берегу лежали изможденные шведы. Переправляться было не на чем. Пожгли все русские. Еле-еле короля на ту сторону переправили.
Левенгаупт, оставшийся старшим над войском вступил в переговоры с русскими. Время тянуть надобно было — королю дать возможность уйти подале. Собрал всех офицеров:
35
Подобные воинские захоронения всегда назывались по национальности противника
— Что будем делать господа?
Все глаза прятали, отворачивались. Кто-то поднял голову, бросил слова тяжкие, как камни, но верные:
— Генерал! Порядок в полках потерян. Никто не повинуется. Половина спать легла обессиленная и израненная, кто-то переправу пытается отыскать. Но тщетно. Все лодки сожжены, плоты рубить не из чего.
— Понятно! Значит, капитуляция. — вздохнул тяжко.
Сдалось пять тысяч пехоты, девять тысяч конницы, из них половина пораненные.
Узнав, что Карл ускользнул с Мазепой, Петр тут же приказал отправить за ними погоню. Вперед пошли полки Ярославский и Тверской.
— Идти с Божьей помощью за Днепр, поспешно и днем и ночью, несмотря ни на какие трудности догнать короля. Буде же Ьог поможет, тогда его взять и привести, обходиться с ним, яко с монархом, честно и учтиво. Ежели при нем будет изменник Мазепа, и его взять, везти под крепким караулом, и смотреть, чтоб не умертвил себя.
Только отъехали, менее половины пути до Кременчуга прошли, (эх, бестолковость русская!), догоняет их ординарец генерала Боура, подпрапорщик Московского полка,
Фредберг уцелел в бою. Ловкость змеиная спасла. Выскользнул из рубки, яко уж. И ни пуля, ни заряд картечный его не взяли. В лесу сперва притаился, до вечера обождал, а там, в темноте ночи украинской, к шведам выбрался. Под Переволочной сыскал десяток головорезов своих, а те уж расстарались — лодку нашли. Утлая, но перекрестившись, переплыть можно попробовать. Бросили армию, сели в челн, и поплыли, лошадей за поводья придерживая. На том берегу короля догнали. К нему пристали.
Скакали подолгу. Ночевали прямо в поле. Нарвут травы, уложат короля на пахучее пряное ложе. И сами вокруг заваливаются. Карл метался, часто вскакивал, но пронзенный острой болью, валился обратно. Иногда плакал. Сквозь рыданье доносилось:
— Реншельд! Реншельд! Почему они отступили?
Эти ночи приближали его старость. С первыми лучами солнца, каждое утро, спутники Карла поражались все большей переменой в облике короля. Скулы Карла вытянулись, оспины, память о детской болезни, резко и отчетливо проступили на щеках, кожа ссохлась, глаза ввалились и затравлено смотрели, выделяясь огоньками посреди темных кругов.
Король постоянно молился. Что-то шептали обветренные пересохшие губы.
О чем думал Карл? О чем молился? О несправедливости судьбы? Ведь испытывал он милость Божию, хранила она его все это время. Уверовал слишком. Вот и наказание!
Хмурился старый Мазепа. Не до королевства украинского было ныне. Шкуру б спасти. Козаков верных совсем мало осталось. В Туретчину надобно. Знал Мазепа, что не простит ему Петр измены, повсюду искать будет. Значит, мало осталось жить старому гетману. Черт его дернул, и с Матреной Кочубей связаться, и этому… — глянул неприязненно на Карла молящегося, … поверить. То ж мне, Александр Великий выискался. Мальчишка! Теперь вот молится. Что толку-то в молитве пустой, когда армия вся разбежалась. Мертвых-то не воскресишь. Полки где соберешь? В степи? Хорошо я деньги с собой прихватил. Турки золото любят. На то одна надежда и осталась. Пока золото буду им давать, ровно столько и проживу! А как кончиться, знать жить дале не буду! [36]
36
Мазепа умер 22 августа 1709 года, менее чем через месяц после Полтавы. Смерть его и поныне окутана тайной.
Матрену-то гетман замуж выдал, за писаря своего Чуйкевича. Не жениться же самому на девке, у которой отца казнить приказал. Любовь любовью, а родительские чувства превысить могут. Подсыпет чего глядишь, аль ножиком ночью полоснет… Пусть уж Чуйкевич с ней…
Фредберг особо не задумывался о судьбе дальнейшей. Его высшая сила ведет по жизни. И коль угодно Ей было его хранить до сей поры, знать и дальше так будет. Перемахнем к туркам, а там видно будет.
Догнали таки шведов Ярославцы и Тверцы. Соединились с полком Корсуньским козацким, атаковали. Карл через Днестр переправлялся. Оставив с собой лишь несколько драбантов верных, да свиты немного, король ушел на тот берег. Остальным приказал задержать русских. Гетман ушел также со своими козаками. Осталось пять сотен шведов умирать за короля. Половину перебили, остальных в плен взяли.