Служанка
Шрифт:
– Боюсь, я не очень люблю животных, Ваше величество, – сдержанно ответила монарху.
– Живых или мертвых? – в бесстрастном прежде голосе послышался интерес. – Ах да, я же забыл! – усмехнулся монарх. – Мне говорили, что вы принадлежите к церкви Создательницы и владеете обережной магией. Значит, вы считаете, что животных убивать нельзя?
В бесцветных глазах вспыхнуло предвкушение. Похоже, император решил меня поймать. Штефан говорил, что Георг готовит эдикт о вере, подписать который должны будут все жители империи. В нем утверждалось,
– Так что, леди Крон? Вы не приемлете убийство живых существ?
– Ваше величество, я каждый день ем мясо.
– И не испытываете угрызений совести? Разве ваша вера позволяет вам это?
– Моя вера дает мне свободу выбора, Ваше величество.
В зале стало тихо. Император смотрел на меня в упор, и его пальцы все быстрее перебирали полы мантии. Они словно бы жили своей собственной жизнью – тонкие, гибкие, похожие на белых червяков.
– Граф, ваша жена не только красива, но и умна, – наконец нарушил молчание монарх. – Надеюсь, когда придет время, графине хватит ума подписать эдикт, иначе…
Георг не договорил, многозначительно взглянув на моего мужа.
– Не беспокойтесь, Ваше величество, – ровно ответил Штефан, но я почувствовала, что он взволнован. – В Стобарде жена всегда исповедует ту же веру, что и ее муж.
– А вы ведь верны мне, не так ли, Крон? – вкрадчиво поинтересовался император, и в глазах его снова вспыхнул жестокий огонек. – И признаете Аэста единым богом Олдена?
– Разумеется, Ваше величество.
На лице Штефана не дрогнул ни один мускул – оно было твердым, будто застывшим. И руки – крупные мускулистые руки, которые умели быть такими нежными и чуткими – сейчас казались тяжелыми и неподвижными.
– Это хорошо, – произнес монарх, и мне почудился в его словах намек.
В этот момент в зал вошел Лорд Хранитель Большой печати. Он низко поклонился и, подойдя к императору, что-то тихо сказал.
– Значит, верны, – повторил Георг, а потом чуть сместился на троне и уставился на Штефана гипнотизирующим змеиным взглядом. – Тогда почему мне говорят о том, что вы собираете войско и желаете свергнуть меня с трона?
– Боюсь, вас ввели в заблуждение, Ваше величество.
Штефан держался спокойно и уверенно, а у меня от волнения в горле комок встал. Если Георг обвинит моего мужа в измене… Создательница, смилуйся над нами!
– А как же пятнадцать арнов, что вместе с пятью тысячами солдат идут на столицу? Или это обычная прогулка?
– Они всего лишь хотят выразить вам свое почтение, Ваше величество.
Штефан не дрогнул, но я ощутила его тревогу.
– А вот у лорда Гершина другие сведения, – не отступал император. – По донесениям его агентов, вооруженные воины, расположившиеся лагерем в сутках пути от Олендена – ни что иное, как попытка нас запугать. Что скажете, леди Крон, – повернулся он ко мне. – Способен ваш супруг на предательство
– Ваше величество, полагаю, это я виновата в произошедшем, – я смело посмотрела на Георга. – Лорды гостили в Белвиле, когда Ваше величество изъявили желание меня увидеть. Но поскольку моего супруга не было, они все вызвались сопроводить меня в столицу. А заодно и передать Вашему величеству свое почтение и любовь. Кстати, боюсь, сведения ваших советников неверны. Никаких пяти тысяч воинов нет, есть всего лишь сотня стражников, состоящих в охране.
Я заметила, как дрогнули тонкие губы.
– Выходит, это не мятеж? – император впился в меня взглядом.
– Нет, Ваше величество, – вместо меня твердо ответил Штефан.
В зале стало тихо. Георг поглаживал один из украшающих трон лисьих хвостов и задумчиво смотрел на моего мужа.
– Можете идти, – неожиданно резко сказал он и махнул рукой. – Мы удовлетворены.
– Ваше величество, – Штефан склонил голову, я сделала кнесс.
И тут император неожиданно добавил: – Передайте своему сопровождению, что мы тронуты их сыновней любовью, леди Крон, и посылаем им свое благословение.
Он посмотрел на меня и тут же отвернулся к лорду Гершину, взяв у того из рук какие-то бумаги.
– Ваше величество.
Я склонилась ещё ниже, а потом поднялась, и мы со Штефаном покинули Лисий зал.
– Ничего не говори, – еле слышно произнес муж, пока мы шли через толпу придворных. – И не смотри по сторонам.
Я чувствовала на себе любопытные взгляды, слышала тихие шепотки, ощущала чужой интерес. И изо всех сил старалась удержать на лице невозмутимое выражение. Трудное занятие.
Мне показалось, что пока мы дошли до выхода из дворца, нас успели рассмотреть все, кто там находился. Олденцы разглядывали Штефана беззастенчиво, жадно, не скрываясь. Пару раз я слышала унизительные высказывания, но муж крепко держал меня за руку и уверенно вел вперед по анфиладе залов, не позволяя ответить зарвавшимся имперцам.
Я шла с ним рядом, высоко вскинув голову и сдерживая клокочущую внутри ярость. Олденская знать ни в чем не уступала своему правителю, она была такой же двуличной и мерзкой.
Когда мы выбрались за ворота дворца, мне показалось, что я впервые за долгое время смогла вздохнуть полной грудью.
– Трогай, – велел Штефан вознице и захлопнул дверцу кареты. А потом взял мою руку, крепко сжал ее и поднес к губам. – Ты была великолепна, Эли, – поцеловав запястье, сказал он. – Я тобой горжусь.
Эта похвала заставила мои щеки зардеться.
– А теперь рассказывай, – посерьезнел муж, и его пальцы снова прошлись по тонкой ниточке шрама. – Откуда это?
Создательница! А я-то думала, что супруг поверил в мою выдумку о порезе. По крайней мере, вчера он не пытался меня расспрашивать. Да нам и некогда было – сначала Штефан долго беседовал с арнами за закрытыми дверями кабинета, а потом… А потом нам было совсем не до разговоров.