Служебный роман, или История Милы Кулагиной, родившейся под знаком Овена
Шрифт:
— Вы действительно так думаете? — слегка оттаял Козлов.
— Да! — решительно соврал Мишенька.
— А я тогда буду Совой! — азартно воскликнула Анна Федоровна.
— А я — крошкой Ру! — поддержала Марточка.
Анна Федоровна притянула внучку к себе:
— В таком случае, крошка, нам срочно нужна мама Кенга.
Маша как-то вдруг подалась вперед и с совершенно детским выражением лица — куда только делась ее дежурная ирония — сказала:
— Ольга Николаевна, вы будете
— Конечно, деточка, — в тон отозвалась Оленька.
Видимо, каждый из нас, лишенных нормальной семьи, на всю жизнь остается ребенком, до старости испытывая тоску по маме, словно та отошла на минуточку, да так и не вернулась за нами. Конечно, в обыденной жизни мы солидны, уверены в себе (порой даже слишком), но стоит сгуститься сумеркам… Стоит дрогнуть сердцу… Стоит нам, в общем, расслабиться и утратить бдительность… Тут-то и выползает из атавистических глубин подсознания: «Мама-а-а!»
Мне, казалось бы, грех роптать — уж я-то росла в замечательной семье… Когда папу, а вместе с ним и маму не уносили черти с неблагозвучными именами «Соцзаказ» и «Загранкомандировка».
Ощутив, как тонка становится от этих размышлений моя скорлупа, я решительно встряхнулась и бодро спросила:
— Ну-с, кто остался необилеченным?
— Я! — Мари рассмеялась. — И раз уж у нас были даже все кроликовые знакомые и родные в одном флаконе, я, стало быть, могу стать Пчелами.
— Как, всеми сразу? Опять? — игриво ужаснулся Лисянский.
— Я на мелочи не размениваюсь, — небрежно отмахнулась Мари. — Ж-ж-ж…
— Это «Ж-ж-ж» — неспроста, — пробормотали из темноты.
— Рюрик Вениаминович, решайтесь. — Анна Федоровна разрезвилась как дитя, не хуже Марточки. — Кто вы у нас?
— Даже не представляю, кем я могу быть в этой сказке… Разве что Кроликом?
— А… что у вас общего с Кроликом? Извините… — озадачился Мишенька.
«Занудство, — подумала я. — Хотя на Кролика он все равно не похож».
— Ну, если у вас есть другие предложения — заранее готов согласиться.
Мишенька задумался, затем растерянно огляделся:
— Ой. А… других-то… и нет. Никого вроде не осталось. А как же Людмила Прокофьевна?
— Я почему-то уверен, что Людмила Прокофьевна выкрутится, — твердо сказал Снегов. — Кто вы, Людмила Прокофьевна?
Что-то в его тоне и взгляде показалось мне странным, как будто вопрос его имел второй, сокровенный смысл, двойное дно. Будто он был адресован не мне. От этого почему-то было немного грустно.
— Выкручусь-выкручусь. Спасибо за доверие, Рюрик Вениаминович. Так вот, дорогие мои, я буду зверем по имени Щасвирнус.
Коллектив протестующе взвыл.
— Нет уж, достаточно с вас на сегодня, — поспешно возразил Снегов. — Да
— Хорошо. — Я не могла не улыбнуться. — Таким образом, господа, поздравляю вас, Винни-Пуха мы добили.
— За что? — страдальчески вопросил Мишенька.
В ответ раздалось нестройное «ура».
— Тише! — шикнула Оленька. — Ребенок спит, разбудите.
Марточка и впрямь спала, устроившись на коленях у бабушки.
— Разбудишь этого ребенка, как же! Никогда не угадаешь, когда ей вздумается уснуть, но разбудить ее после этого задача не из простых, — добродушно успокоила нас Анна Федоровна.
— Ладно, ребята, — поднялся Ясенев. — Пойду-ка я займусь автобусом.
— А как же муми-тролли? — У Мишеньки словно отняли леденец.
Милый Мишенька! Я испытала внезапный приступ благодарности за то, что он вспомнил о славных зверьках — сама я постеснялась бы, хоть и нежно люблю Туве Янссон. Если в двадцать три года приверженность к детским сказкам выглядит мило, то в тридцать три — смешно. Но мне таки жуть как хотелось увидеть сослуживцев сквозь призму любимой книжки, и не поддержать начинания я не могла:
— Муми-тролли от нас не уйдут. Глеб Евсеич, определитесь и можете быть свободны. Я, как директор, вас отпускаю.
— Еще бы вы меня не отпустили, Людмила Прокофьевна! В противном случае вам как директору придется возглавить пеший переход до города. Этакий марш-бросок по болотам.
Массы вразнобой прокомментировали:
— «Куда ты завел нас, Сусанин-герой…»
— «Если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от болот после заката, когда силы зла властвуют безраздельно…»
— Прекратите балаган! — оборвал насмешников Ясенев. — Вообще-то я не из этой истории, но если коллектив так решил, я буду Моррой. А теперь я все-таки пойду. Пока автобус не будет починен, можете считать эту… с позволения сказать, полянку островом доктора Морры.
Ясенев ушел во тьму с таким видом, будто готов был в клочья порвать любого, ставшего на его пути. Некоторое время мы завороженно смотрели ему вслед. Затем заговорил Снегов:
— Вернемся к Туве Янссон. Людмила Прокофьевна, вы кто?
— Туу-тикки. — Я ответила на автомате, прежде чем успела подумать, и почти с испугом уставилась на Снегова. И словно в зеркало посмотрела: его лицо застыло в растерянности и потрясении. Словно и его врасплох застали. Мне очень захотелось спросить, в чем дело, но я смутилась и промолчала, не знаю почему.
Тишину нарушил Мишенька:
— Можно я буду Муми-троллем?
— Нужно! — отозвалась Мари. — А я буду Мюмлой!
— Мы вас никем иным и не представляли, уважаемая Марья Авенировна! — встрял Лисянский.