Служебный роман, или История Милы Кулагиной, родившейся под знаком Овена
Шрифт:
Селектор снова зашевелился:
— Людмила Прокофьевна, Аня говорит, что отчет за октябрь еще утром на ваш стол положила.
— Хорошо, я посмотрю.
Ну вот, вместо того, чтобы в окна смотреть и ворон считать, лучше поинтересовалась бы, что лежит у меня под носом!
«Так поинтересуйся, — сварливо вклинился внутренний голос. — Вместо того, чтобы монологи разводить на три акта». Какие три акта? Впрочем, с этим товарищем лучше не спорить.
Я начала неспешно листать файлы. Вот они, мои сотрудники. Отчет — вещь безликая: договоры, документы, квитанции, —
Вот например: сравнительно недорогая продажа, хотя район приличный — не центр, конечно, но и не дыра. Процент, впрочем, неплохой. Бывает и больше, но для Анны Федоровны это, можно сказать, норма. Дело тут не в низком качестве ее работы, а в специфике клиентуры. Анна Федоровна Лаваль у нас в основном «агент для интеллигентов».
В прошлом Анна Федоровна — преподаватель словесности. Не учитель русского языка и литературы, а именно «преподаватель словесности». Человек она мягкий и крайне благожелательный. Подозреваю, что в глубине души считает всех нас детьми — что, впрочем, позволительно, учитывая ее возраст.
Другая сделка. Тут все серьезно — район, этажность, метраж. Соответственно и проценты агентству зашкаливают. Это Мари постаралась. Маша Завадская, которую в конторе никто, кроме Лисянского, не зовет иначе чем Мари, работает преимущественно по клиентам с деньгами и с гонором. Она легко общается с ними, всегда находя варианты, которые устраивают всех.
Если Анна Федоровна олицетворяет собой век минувший, Мари — само воплощение современности.
Еще одна файловая папочка. Размен: двух- и однокомнатную на трехкомнатную с доплатой. Это, конечно, Лисянский Анатоль Эдуардович. «Агент-универсал», тоже юрист, он одинаково ловко справляется с разными требованиями, и его можно смело поставить в работу с любым клиентом.
Он знает свое дело, виртуозно умеет найти подход к клиенту и убедить его; даже оформление бумаг по его сделкам идет обычно почему-то быстрее, чем у остальных. Кроме того, у Лисянского почти всегда если не прекрасное, то по крайней мере хорошее настроение, он вечно готов шутить. В Лисянском гнездится неистребимый врожденный артистизм: он говорит, словно немного работает на публику. Признаться, поначалу меня это чуточку раздражало, но когда человек так вежлив и внимателен к людям, как наш Анатоль, на него невозможно сердиться.
Кроме агентов, по штату нам полагаются бухгалтер, замдиректора, курьер и секретарша. На должность водителя добровольно переквалифицировался бывший некогда агентом Ясенев Глеб Евсеевич. Глядя на него, можно подумать, что всю жизнь он провел за рулем — однако к тридцати шести годам Ясенев успел перепробовать неимоверное количество профессий.
Ясенев знаменит фразой: «Служебная машина — “лада”. Своя — “жигуль”».
Наш бухгалтер — Ольга Николаевна Ильина — редкий пример женщины, у которой все хорошо. Ей нравится работа, она любит мужа и детей (их у нее двое — мальчик и девочка), и в свои тридцать шесть не разучилась жить необыкновенно ясно.
Далее, а с учетом служебной иерархии даже ранее, следовало бы упомянуть моего заместителя, Снегова Рюрика Вениаминовича — как только у его маменьки язык повернулся эдак назвать сыночка!
Это человек средних лет, средней внешности и редкой работоспособности. Числясь моим заместителем, Снегов фактически совмещает это с обязанностями юриста, и в конторе о нем чаще вспоминают во втором качестве. При крайней необходимости он может работать и с клиентами, но не любит этого по причине замкнутости. Прямой до резкости, а порой даже до бестактности, Снегов, как уже говорилось, необщителен, что вкупе с некоторой угрюмостью делает его человеком довольно неприятным.
Впрочем, надо отдать ему должное, профессионализм и ненавязчивость в общении во многом сводят на нет его недостатки, попросту не оставляя им пространства для демонстрации.
К вящему моему неудовольствию, все, кроме разве что Оленьки, называют Снегова не иначе как его нелепым именем-отчеством. Хотя, боюсь, даже если б в один прекрасный день весь коллектив, как сговорившись, дружно стал величать его просто Рюриком, мне пришлось бы остаться в стороне. Ибо служебный этикет гласит: «Чем менее ты расположен к подчиненному, тем более должен быть с ним корректен и официален!» Что поделать, положение обязывает!
Такова наша «старая гвардия». Еще у нас есть курьер — Аня Тетерникова. Тихая, незаметная, патологически молчаливая, она в совершенстве умеет сливаться с ландшафтом. О ней никто ничего не знает, и ее безликие двадцать пять с легкостью могут сойти и за «около двадцати», и за «тридцать с копейками». Но в работе она незаменима.
Вот и вся моя жизнь — девять человек, которых я вижу изо дня в день. Я еще раз бегло просмотрела воображаемый список. Что ни говори, а в маленькой норушке вроде нашей многое на виду — если, конечно, вы не готовы, как Анечка, потратить полжизни на сокрытие малейшей информации.
Что, интересно, сказали бы все эти люди обо мне, доведись им так же на досуге составлять характеристики? Ладно, оставлю это на их совести. А что мне еще остается?
Я захлопнула папку. С отчетом порядок — его смело можно сдавать в архив. Итак, я вернулась к тому, с чего начала: все давно идет как по маслу.
Сбылись мечты идиотки — по крайней мере отчасти. А ведь в этих мечтах присутствовали и другие вещи. Отремонтированная квартира, например. Новый год, который я собиралась встретить лучше всех. Решено! Ремонт — это программа-минимум.
Я спохватилась: до декабря-то осталось всего ничего! Ладно, здесь я все равно не нужна. Еду домой — следует для начала оценить объем работ.
Сунув руки в рукава пальто, я подхватила сумочку и покинула кабинет.
«Секретарша» со своего рабочего места глянул вопросительно.
— Мишенька, если понадоблюсь, ищите меня по мобильнику. И вот что… Если по конторе пойдет гулять легенда: «Это было в тот день, когда директриса строила генерального» — я ни на секунду не усомнюсь, откуда дровишки. Хватит с меня уже дровишек.