Служебный роман, или История Милы Кулагиной, родившейся под знаком Овена

Ларина Елена

ТУУ-ТИККИ: Профессор, вы здесь?

ПРОФЕССОР: Тикки? Редко встретишь вас в это время суток, насколько я знаю, вы существо ночное.

ТУУ-ТИККИ: Вот ведь как бывает… Я всегда думала, что могу сказать о вас то же самое.

ПРОФЕССОР: Значит, сегодня зимние тени выползают из снежных долин, и мы, холодные ночные зверушки, не в силах противиться их зову, покидаем уютные норки. И стоим долго-долго или бредем, покачиваясь на ветру и сомнамбулически щурясь на солнце.

ТУУ-ТИККИ: Почему бы и не

постоять, качаясь на ветру, когда не только век, но и год постепенно идет на убыль? Может быть, здесь, снаружи, не так гнетет тревога и ночь не так непроглядна, как если смотреть на нее из окна?

ПРОФЕССОР: Возможно. Но позвольте уточнить, Туу-тикки: какой век идет на убыль? В каком вы живете веке?

ТУУ-ТИККИ: <<смайлик-улыбка>> Сложно ответить определенно, Профессор. Думаю, этого вообще нельзя знать наверняка. Да и стоит ли? Время непостоянно в любом проявлении. Сравните час на рабочем месте в момент аврала, день в поезде у окна и пятнадцать минут, когда вы держите на руках ребенка, напевая ему колыбельную. Три вечности — но сколь несхожи они меж собой!

ПРОФЕССОР: Прекрасно сказано. И все же… Вы не считаете, что век уже пришел к логическому завершению?

ТУУ-ТИККИ: Напротив! Скорее я даже слегка поспешила спеть ему погребальную. Хотя охотно верю, что для кого-то он не только идет до сих пор, но никогда не закончится. Но это не про вас, Профессор?

ПРОФЕССОР: Не про меня. <<смайлик-улыбка>> Впрочем, на такие серьезные вещи, как века, я привык смотреть вне узкого контекста собственной жизни.

ТУУ-ТИККИ: В чем не усомнится никто, так это в вашей беспристрастности, Профессор! Вы считаете, что век следует списывать со счетов и сдавать в архив, как только нули промелькнут на счетчике календаря?

ПРОФЕССОР: Века вообще не следует списывать со счетов — иногда их отголоски живут тысячелетиями. И хотя смена веков — время интересное и сложное, его более верно считать отдельным периодом, где признаки перемешаны до полной неразличимости. Согласитесь, лицо века формируется ближе к середине.

ТУУ-ТИККИ: Пожалуй, соглашусь. <<смайлик-улыбка>> Есть такое восточное проклятие: «Чтоб тебе жить в эпоху перемен».

ПРОФЕССОР:

…Но это всегда непомерная тяжесть. А легких времен вообще не бывает.

ТУУ-ТИККИ: Что касается «легких», мне кажется, некоторым людям комфортней всего именно в смутные времена — только там они могут полностью реализоваться.

ПРОФЕССОР: Забавно. Ваши слова чем-то напомнили мне яростный спор на одном форуме — о концепции общественной безопасности — слышали о такой? Вещь разумная, но довольно жестокая.

ТУУ-ТИККИ: Профессор, о чем вы говорите? История — вообще жестокая вещь. Разве нет?

ПРОФЕССОР: Ну, не спешите отказывать человечеству в человечности, Тикки.

ТУУ-ТИККИ: Нельзя отказать в том, чего нет и не может

быть. Человечность — свойство, присущее индивидууму, но говорить обо всем человечестве сразу! Не кажется ли вам это явной натяжкой? Готова признать, что человек поднялся на определенные высоты в своем развитии. Но поскольку развитие это идет равномерно — в сторону как плюсов, так и минусов — не обесценивается ли достигнутое?

ПРОФЕССОР: Вроде бы верно — и все же, Тикки, мне кажется, вы слабо видите перспективу. Ну а отдельные люди в частных своих проявлениях? Даже лучшие из них не оправдывают, на ваш взгляд, существование вида в целом?

ТУУ-ТИККИ: Скорее напротив — как исключение лишь подтверждает правило. Среди людей есть совершенно потрясающие экземпляры — но скажите, Профессор, неужели, глядя на человечество в целом, вы готовы сожалеть о его грядущей гибели?

ПРОФЕССОР: Да, конечно. При всех мерзостях, присущих природе человека, он слишком неповторимое существо, обладающее огромным творческим потенциалом, способное на невероятную изменчивость. Признаться, я удивлен: мне казалось, что вы, Тикки, способны увидеть все это как никто другой.

ТУУ-ТИККИ: А мне казалось, что вы как никто умеете отделять личные пристрастия и впечатления от трезвой объективности. Что до всеобщей гибели… Вряд ли вам придется ее наблюдать — скорее всего, мы с вами до этого не доживем. Но я рада за ваших друзей, Профессор. Вы умеете прощать.

ПРОФЕССОР: А вы — нет?

ТУУ-ТИККИ: Не знаю. Но есть вещи, которых, безусловно, простить нельзя.

ПРОФЕССОР: Тикки, неужели, по-вашему, я стану с этим спорить! К слову о человечестве. Вы убеждены в неизбежности его гибели?

ТУУ-ТИККИ: Конечно. Гаснут даже звезды. Говорят, что и вселенные погибают. Разве не самонадеянно было бы считать, что наша участь может быть иной?

ПРОФЕССОР: Ну, если бы скромность была доминантной чертой поведения, мы ушли бы недалеко. Сколько великих открытий не состоялось бы!

ТУУ-ТИККИ: Как знать, возможно, оно было бы к лучшему…

Дверь распахнулась.

— Людмила Прокофьевна, делегация прибыла, — доложил Мишенька.

Спешно распрощавшись с Профессором, я выключила компьютер.

К появлению застройщиков подтянулся весь наличный состав агентства. Всем не терпелось узнать, что готовит нам день грядущий в их лице. Все до единого нашли себе дело в общей комнате. Никогда бы не подумала, что дела наши так запущены!

Ради приема клиентов подобного уровня агентство и держит официального юриста. Так что нелюдим Снегов сегодня должен был показаться из норки и выступить со мной дуэтом. Провожаемый заинтересованными взглядами коллег, он прошествовал в мой кабинет, захватив по дороге Ясенева. Не отрывая взгляда от папки с планами строительства, едва ли не сквозь зубы сообщил мне, что собственный инженер-строитель нам сегодня в хозяйстве не помешает.