Служебный роман, или История Милы Кулагиной, родившейся под знаком Овена
Шрифт:
Вернув бумаги в конверт, я ринулась к Мишеньке.
— Когда? — Я взмахнула конвертом.
— Ч-что «когда»? — ошалело переспросил Мишенька.
— Когда он это оставил?
— Да еще вчера вечером зашел.
— Ключи!
Он, не глядя, нашарил в ящике связку и протянул мне.
Открыв дверь, я ворвалась в кабинет. Он оставался вроде бы прежним, но при этом казался пустоватым. Исчезли мелочи, придающие помещению индивидуальность, делающие его «норой» Снегова. Со стены исчез небольшой зимний пейзаж — я так и не разглядела его как следует. Опустела книжная полка — раньше там стояли личные справочники. Не было ни его темной глиняной кружки, ни обуви на подставке.
На краю стола примостилась
Сев за его стол, я оживила селектор:
— Мишенька, вы не в курсе, Снегов никому дела не передавал?
— Н-не знаю… Вроде они с Козловым на днях сидели над документацией… — припомнил Мишенька.
— Козлов там далеко? Отправьте его ко мне, я у Снегова в кабинете.
— Да, я знаю, сейчас.
Родион Иванович подтвердил худшие мои опасения: в среду Снегов, ничего мне не объясняя, сдал ему дела.
— Так он же вроде уехать хотел, разве он вам не сказал?
— И надолго?
— Ну… — протянул Козлов. — Не знаю… Но мне показалось, что да.
Снова оставшись одна, я села в кресло. Его кресло.
Все…
В голове было пусто. Перебрала стопку: папки, книги… В самом низу — тетрадь в зеленых корочках. Машинально начала листать перекидные страницы. Я не вникала в смысл, просто всматривалась в строки, написанные его рукой. Не знала, что для меня настолько важно ощущать себя сопричастной ему — хотя бы так.
А ведь все было в моих руках! Господи, что я натворила!
Вспомнилось, что первые полгода, а то и больше, Снегов был, образно говоря, главным гвоздем в моем ботинке. Весь его облик выражал уверенность, компетентность и спокойствие, которых так не хватало мне. Как и остальные, Снегов прекрасно понимал всю иронию ситуации: директором конторы оказался человек, абсолютно не разбирающийся в специфике ее работы — единственный из сотрудников! Правда, продолжалось это недолго — но ведь было же, было…
Внезапно я отчетливо осознала: Снегов с самого начала нравился мне. Не образующие его характер отдельные черты (какими я их себе видела), а сам он, в целом. Что-то подсказывало мне: за внешними проявлениями было другое, составляющее его истинную сущность. Вот только я не слышала подсказок.
Слишком сильно меня уязвляло его невнимание. Да! Похоже, казенная вежливость Снегова и была тем, что настроило меня против него.
Что же это за сволочная особенность у нас Овнов!.. Среди множества бедолаг, предпочитающих на нас плевать, все-то мы норовим выбрать того, кто предпочитает на нас вместо этого не плевать и глаз отвести не можем! Вот только я нетипичный Овен, оказывается. Вместо того, чтобы кинуться завоевывать объект внимания, я предпочла выстроить защитную стеночку.
Перевернув очередную страницу, я ощутила смутное беспокойство: что-то там, две-три страницы назад, зацепило мое внимание. Я отлистала и увидела текст, разбитый на строфы.
Ты права. Безымянный и чуждый (Неужели уже пора?), Я помедлю. Сквозь шелест вьюжный Вдруг пробьется еще трава? Вдруг пройдет стороной ненастье, Снега черного полотно… Вдруг разрушено, в одночасье, Все, что выстрадано давно. Тикки, милая! Вышли сроки, Поздно, пройдены рубежи. Отмирают последние строки. Не прошу тебя: «удержи»… Улыбнусь,Сердце превратилось в горячий комок и, подпрыгнув, застряло в горле. Я задохнулась.
«Профессор, мне плохо». Однажды я позвала — и он пришел. Сейчас плохо ему. Он — не позовет.
Я пошла к себе, намотала шарф, накинула плащ, вернулась к столу, негнущимися пальцами затолкала конверт в тесноватую для него сумочку. Спохватившись, вернулась, попыталась разомкнуть на тетради тугие кольца. Они не поддавались. Черт с ними! Выдрала испещренный строфами лист, спрятала в тот же конверт.
Бросив на бегу: «Миша, меня нет!», покинула контору.
До угла проспекта Ветеранов и партизана Германа я добралась на одном дыхании. Взбежала на второй этаж, позвонила. Кнопка звонка показалась мне раскаленной — все чувства были перепутаны.
С каждой секундой становилось все очевиднее, что дома его нет. Когда его матушка наконец открыла, я уже знала, что она скажет. Плохо было другое: я не сразу сообразила, что и она захочет узнать, что скажу я.
— Людочка! — заулыбалась было Кассандра Антониновна, но осеклась. — Что-то случилось?
— Здравствуйте. Мне срочно нужен ваш сын.
— Рюшик? А его нет дома. Я думала, он на работе.
Кассандра Антониновна требовательно и выжидательно уставилась на меня, но я решительно выпалила:
— Как только появится — пусть немедленно позвонит мне. Очень вас прошу, проследите за этим. Извините, мне пора.
На лице моей собеседницы медленно проступало подозрение. Но я, не отвечая на него, кивнула, развернулась и кинулась вниз по лестнице.
Выбежав из дома, я остановилась. Достала мобильник, выбрала номер Снегова. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».
Идти было некуда и незачем. «А отчет?» напомнил внутренний голос. «Отчет? — тупо переспросила я. — Ах да». И поплелась на работу.
Когда проклятый отчет был наконец закончен и отправлен, часы показывали без двенадцати шесть. Я выключила компьютер, погасила настольную лампу и, сняв очки, потерла уставшие глаза. Сотрудники уже разбежались, в запертом офисе я была одна. Самое время подумать о том, что делать дальше.
И тут щелкнул замок входной двери. Я оцепенела. Спутать было невозможно — эти шаги два года раздавались у меня за спиной.