Слышимость
Шрифт:
Мама мечтательно вздохнула.
– Мо-ре, – протянула она, глядя за окно.
У подножия замка вырастала стена, главная башня потянулась вверх и немного вбок.
Мама положила подбородок на ладонь, задумалась о чем-то – с тихой улыбкой. Она выглядела не такой уставшей, как обычно – и даже казалась веселой, помолодевшей, хотя лицо и оставалось прежним: острым, с тяжелыми веками, с морщинками на лбу и между бровей, и у уголков губ.
– В детстве мечтала, что буду жить у моря, – проговорила она задумчиво, не сводя
– Я не хочу жить у моря.
Она посмотрела удивленно.
– Мне и здесь хорошо.
Она усмехнулась, пригладила волосы, снова надавила на глаза.
Тут же лицо ее изменилось, потемнело, от него повеяло усталостью.
«С закрытыми глазами она совсем старая», – подумал я, холодея.
Но вот она убрала руку – и опять казалась молодой.
Я зачем-то рассказал про жука. Она сперва слушала внимательно, а потом лицо ее сделалось задумчивым, взгляд затуманился.
– Мам?
– Да?
– Ты слушаешь?
Она встряхнула головой.
– Извини. Да, конечно.
Но видно было, что она не слушала. Я вылез из-за стола, сунул кружку в раковину.
– Оставь, я помою, – сказала мама.
Замок за окном таял – теперь он казался вылепленным из снега. Башня покосилась, ворота сложились вдвое, стена провалилась. Его сносило в сторону.
По небу бежала бледная лиловая рябь – тянулась к замку, окутывала его.
Мама зевнула, закрыв рот ладонью, поежилась.
Я отдал честь и промаршировал в столовую, остановился перед окном. Солнце сползало по небу – огромное, уставшее, пылающее – и золотило все, до чего дотягивалось: редкие облачка, шифер на крышах, кроны деревьев, камни на дороге. Мальчик из дома напротив сидел на своем крыльце и читал книгу, болтая ногой.
Я задернул тюль, пошел к себе, повалился на кровать. Стянул со стола книгу и стал читать, держа ее над собой, в вытянутых руках. Руки быстро занемели, пальцы стало покалывать, я повернулся, потерся щекой о подушку и положил книгу перед самым лицом – набок.
Комната озарялась каким-то необыкновенным светом – это отражались от всего за окном золотые лучи, мешались с лиловой рябью, вливались через стекло.
Я ухватился за стол, подтянулся, изогнулся и выглянул – замок отнесло еще дальше, и теперь в нем едва ли угадывалось прежнее величие. Теперь он был похож на огромную золотую гору, изрытую ущельями.
Я сполз на кровать.
Читая, я услышал, как прошумела на кухне вода, застучала посуда. Потом захлопала дверца холодильника, щелкнула плита – и вскоре запахло ужином.
***
Я читал со всем усердием, на которое был способен, но взгляд то и дело запинался, останавливался, прыгал со строки на строку. Я начинал «плавать», думать про Витькиных англичан, вспоминать, как прошлым летом рыбачил с дедом, а по приходу домой обнаружил
И так мне понравилась представлять себя рыцарем, что я совсем позабыл про книгу – увлекся, даже прикрыл ее, зажав палец между страниц.
Грохочут копыта, скрежещут доспехи, свистит ветер – хлещет через щель по глазам.
«Но! – кричу я. – Вперед!»
Конь вскидывает гриву, хрипит, с его губ слетают на траву капли горячей слюны.
Так бы я и уснул, не слезая с коня, если бы не стукнула входная дверь.
Дед или сестра?
Дед.
Я перевернулся на другой бок, раскрыл книгу, прижал к ковру, нащупал выключатель – и на меня упало пятно ярко-оранжевого света. Я с трудом нашел нужную строку и продолжил чтение.
Я услышал, как дед шаркает в коридоре, как заходит на кухню, здоровается с мамой, как они говорят о чем-то. Потом заскрипела дверь, дед прошагал в ванную, зашумела вода, и я долго слушал, как он умывается – фыркая и сморкаясь.
От Семена дед всегда выходил подвыпившим – а Семен вообще всегда был подвыпившим – и смотрел виновато и робко, будто совершил что-то постыдное.
Он перестал умываться, вышел в столовую и остановился у моей комнаты
– Ты чего лежишь? – спросил он, шмыгая носом.
Я повернулся – у него лицо было мокрое и блестело.
– Читаю.
– Татьяна? Не приходила? – дед пригладил виски и провел ладонью по лицу.
– Нет.
– Эге-е…
Он нетвердым взглядом посмотрел в окно, почесал нос.
– Давай, – он махнул рукой на кухню. – Ужин. Мать вон раньше пришла, все уже и готово.
Говорил он медленнее обычного, слова вязли, липли одно к другому.
Я кивнул.
– Ужином завершается… – как-то нелепо начал дед, забыл продолжение, зашевелил губами, вспоминая.
Я этой фразы не знал и помочь ему не мог.
– Ужином завершается… – повторил он тише. – Что там им завершается?..
Он развел руками – дескать, вот оно как бывает – развернулся и ушел.
– Цикл… А какой цикл?.. – слышал я, как он бормочет у двери.
Я щелкнул выключателем, пятно исчезло, комната погрузилась в сумерки. Теперь в свете, плывущем от окна, золотого стало меньше, а лилового – больше. Зеркало мерцало таинственно.
Я встал и, оставив раскрытую книгу на кровати, пошел в ванную. Не зажигая свет, помыл руки, плеснул на щеки холодной водой, уткнул лицо в пушистое полотенце – и тут только понял, как сильно хочу есть.