Слышимость
Шрифт:
– Ничего, будет тебе кино…
Я склонился над сумкой, раскрыл ладонь и посмотрел на жука.
– Мужество и бдительность!
Я взял жука двумя пальцами и опустил вглубь сумки.
– О выполнении доложить.
Прикрыл сумку и выскочил из комнаты.
***
В столовой мы с сестрой столкнулись, и она прошла мимо с таким видом, будто я – предмет мебели, вроде кресла.
На кухне было свежо – в открытую форточку
Дед сидел перед разобранным замком, положив подбородок на ладонь, и с мечтательным видом, прикрыв глаза, слушал радио.
Читали стихи. На заднем плане тихонько играла скрипка.
– Послушай, – сказал дед, расплываясь в улыбке и жмурясь от удовольствия.
И, не открывая глаз, указал на стул.
Я сел, прислушался.
– Нет, никогда нежней и бестелесней, – диктор сделал паузу и коротко вздохнул, – твой лик, о ночь, не мог меня томить…
– Какая красота, – вздохнул дед.
Он открыл глаза, посмотрел на меня.
– А красота, – и он назидательно поднял палец, – спасет мир.
Я показал на замок.
– Не дается?
Дед сморщился.
– Изнурительная борьба.
Мягко заурчал холодильник. В форточку лился птичий щебет, казалось, что птица сидит у самого окна.
Дед вдруг щелкнул пальцами.
– А давай-ка ты! Свежими глазами.
Он с кряхтеньем выбрался из-за стола.
Я повесил голову.
– Давай-давай. Труд лечит.
Я пересел на его место, взял пинцет, повертел перед носом.
– Зачем тебе? – нетерпеливо буркнул дед, подтягивая мой стул и усаживаясь рядом. – У тебя вон, пальчухи тоненькие.
От него пахло хлебницей.
Я посмотрел на свои пальцы – длинные, тонкие, с нестриженными ногтями.
– Вот, эту штуку сюда, – дед ткнул блестящую скобку, – а эту сюда. И так остальные.
И мы засели. Замок собирался не так уж и сложно – но в итоге оказывалось, что что-то мы делали неправильно. За окном посветлело, ветер совсем стих. Тучи в нескольких местах выцвели, налились белым, а кое-где стали рваться, расползаться, открывать узкие голубые полоски.
По радио запели в два голоса: высокий – резкий – и мягкий – тихий. Дед покрутил ручку, сделал громче.
– Хорошо поют, – причмокнул он, одобрительно качая головой. – Да не сюда это, вот сюда!
И он полез меня поправлять.
Я раскладывал железки внутри замка и поглядывал во двор – по забору шла, покачиваясь, кошка. Добравшись до столбика, она уселась, подумала и спрыгнула к соседям. Один раз зашла на кухню сестра – в облаке маминых духов – достала из холодильника йогурт, взяла ложку и ушла к себе.
– Татьяна-то наша… – протянул задумчиво дед. – Н-да.
Замок отказывался собираться, как положено.
– Ну нет, нет! Это – вот так! А это – вот так!
И он начинал делать все за меня, хватал пинцет, ронял его, злился.
– Одно мучение с этим замком, одно мучение…
Наконец он не выдержал и положил руку на мое плечо.
– Иди, юный друг, рук четыре – а толку нет.
Он встал.
– Иди: наслаждайся молодостью, играй, бегай, кхе-кхе, строй шалаши, а я уж тут сам…
Он театрально вскинул руку.
Я нерешительно встал.
– Да я это… – промямлил я. – Могу…
Дед опустил руку и шикнул:
– Иди, пока не передумал! Вперед!
В этот момент в дверь позвонили – и тут же затопотала через столовую сестра, выпрыгнула в коридор, оглянулась на нас, встретилась глазами со мной, подошла и закрыла кухонную дверь.
Мы с дедом услышали, как щелкнул замок, потом – обрывки слов, неловкое покашливание. Потом шаги сестры простучали вглубь дома – видимо, за сумкой – вернулись, стали громче, дверь приоткрылась, сестра заглянула в кухню и сказала, обращаясь к деду:
– Я… ушла?
Дед в растерянности развел руками.
Сестра поджала губы и выпорхнула в коридор, оставив кухонную дверь медленно открываться – так, что мы успели увидеть, как просиял Саша Виноградов, стоящий на крыльце, увидев сестру перешагивающей порог.
Входная дверь захлопнулась, зазвенели с той стороны ключи.
– Вот так, – только и смог сказать дед.
А я прямо закипел. Я выскочил в коридор, из коридора – во двор, бросился к воротам, уцепился за них и в два счета вскарабкался на крыльцо, а с крыльца – по лесенке – на крышу.
Я чудом успел – они уже заворачивали за угол. Я хотел что-то крикнуть, но осекся. Они шли, не спеша, и за руки, кажется, не держались. Циркуль сутулился, шагал нескладно, широко. На плече у сестры покачивалась сумка с жуком.
Еще секунда – и они скрылись. Я пожалел, что не полез на крышу заранее, не встретил Сашу Виноградова так же, как встретил утром.
Я бы ему сказал:
– А Тани дома нет.
А он бы такой:
– Как нет?
А я бы:
– Просила передать, чтобы ты больше не приходил.
А он бы:
– Не понял.
А я бы:
– Что ты не понял?
А он бы:
– Ничего не понял.
А я бы:
– Ну раз не понял, то и иди уже, больно надо мне с тобой тут препираться.
И он бы, конечно, зачесал свою шевелюру, закашлял бы смущенно, может, позвал бы вполголоса, вытянув шею: «Та-ня!» А потом бы ушел восвояси.
А я бы ему еще кулаком погрозил вслед.
– Ты чего туда залез? – услышал я голос деда.
Дед выглядывал на меня из-под козырька крыльца.