Смех и смертный грех
Шрифт:
— Впрочем, были среди маминых клиентов люди и других профессий.
— Так и что с этим архитектором?
— Про него я совсем ничего не знаю. Мама лишь сказала, что время подходит, а дом, который выставлен на торги, до сих пор никем не куплен. Она даже показывала мне этот дом, спрашивала мое мнение.
— О чем?
— Ну, мама давно хотела поселиться за городом. Вот она и спрашивала, нравится ли мне этот дом, хочу ли я в нем жить.
— А ты что?
— Сказала, что нравится. Впрочем, чтобы я ни ответила, мама все равно поступила бы по-своему. Даже не знаю, зачем ей понадобилось показывать мне этот дом.
Горечь, которая невольно прорвалась в голосе Ларисы, заставила друзей подумать о том, что тетке Эдика было отнюдь не так легко терпеть общество своей мамы, как могло показаться на первый взгляд. Наверное, Надежда Сергеевна продолжала муштровать дочь, не обращая внимания на то, что девочка уже давно выросла и сама стала мамой.
Однако теперь у сыщиков и впрямь было целых трое реальных подозреваемых. И самым весомым из них, казалось бы, должен был стать Николо.
— Если только Николо — должник Надежды Сергеевны и наш Николо — это одно лицо, то мы нашли преступника!
— И ничего не нашли! — возразила Леся. — Когда Надежду Сергеевну убили, Николо был в больнице. Он и сейчас еще там, находится в коме.
— А вдруг это не так? Вдруг он подкупил врача, чтобы тот по телефону давал такую справку? А на самом деле он жив, здоров, взял напрокат машину, прикатил на ней в Мандроги, прикончил старушку и преспокойно вернулся в больницу!
— Где снова лег под проводки и трубочки в палате интенсивной терапии, да? Извини, но это какая-то чушь!
— Но ты же понимаешь, Николо неспроста очутился на теплоходе!
— Конечно! Он тут очутился, потому что я его пригласила!
И тут Леся неожиданно смутилась и замолчала. А смутилась она потому, что вспомнила, каким образом происходило это приглашение. Сначала она и не собиралась звать Николо на корабль, прекрасно понимая, сколько лишних проблем возникнет в связи с появлением его персоны на борту. Леся не была наивной и сознавала, что далеко не все ее гости будут в восторге от того, что вместе с ними плывет юноша-гей. Да, пусть ее родственники узколобые и зацикленные шовинисты, но они такие, какие есть, и ничего с этим не поделаешь. Измениться все разом и за такое короткое время исключительно для того, чтобы угодить невесте, они не смогут, да многие и не захотят.
Поэтому, когда Николо впервые заговорил о том, как он был бы счастлив поплыть вместе с ней в свадебное турне, Леся попыталась свести все к шутке. Но Николо не отставал. И он был так мил, так любезен, он столько времени проводил с Лесей, что та начала чувствовать себя в некотором роде обязанной модельеру. К тому же Николо не скрыл от Леси, что если он окажется в числе приглашенных, то у самой Леси окажется поистине потрясающий туалет на смену ее белому свадебному платью.
Какое-то время Леся колебалась, а потом все же пригласила Николо. Не без тревоги и страха, но все же пригласила. И надо было видеть, как возликовал Николо. Да он прыгал чуть ли не до потолка. Он обнимал Лесю. Он ее целовал. Он клялся и божился, что она самая очаровательная, самая добрая, самая великодушная из всех невест, каких ему только доводилось знать.
Получив приглашение плыть с ними, Николо наговорил Лесе целую кучу комплиментов, один изысканнее другого. И самое странное, что он все время повторял:
— Ты просто настоящая палочка-выручалочка! Такой подруги у меня никогда не было!
А чаще всего твердил одну фразу:
— Ты не представляешь, как это для меня важно!
Тогда Леся не придала его словам особого значения. А вот сегодня задумалась. О чем говорил Николо? Почему для него было так важно попасть на корабль? Может быть, его привлекало не столько само путешествие, сколько общество, в котором ему предстояло его совершить? Вдруг Николо всего лишь использовал Лесю как возможность оказаться на теплоходе бок о бок со старушкой-процентщицей? Поговорить с ней или… или убить?
— Если бы парня не сняли с борта с симптомами крайне тяжелого отравления, то я бы и сам подумал на него в первую очередь. Но если вспомнить, сколько разного дерьма из него вышло тем вечером, то вряд ли он был способен на другой день с утра просто встать с кровати. Не говоря уж о том, чтобы сесть за руль, доехать до Мандрог, а туда ему было часа два — два с половиной езды, и потом еще пиликать на машине обратно в больницу, где ему предстояло снова изображать из себя тяжелобольного пациента.
— Но все же такой вариант возможен?
— Я могу попросить кого-нибудь из своих знакомых врачей, чтобы они навестили Николо, — предложил Лисица. — Если парень подкупил врачей в больнице, мой знакомый это быстро просечет.
— Пожалуйста! — взмолилась Леся. — Сделай это!
Лисица кивнул головой, а потом произнес:
— Как только мы вернемся в Питер, надо будет разыскать этого Бесю. Если у него с Надеждой Сергеевной были какие-то дела, то возможно, были и разногласия, между этими двумя возник какой-то спорный вопрос. А если этот тип Беся связан с криминалом, то не мог ли он или его люди, чтобы разрешить спорный вопрос, убить старушку?
Эта версия всем пришлась по душе. Но Леся сочла нужным напомнить:
— Еще надо найти архитектора и банкира.
— Про этих двоих тоже нельзя забывать. Никто не знает, как выглядят эти личности, возможно, они тоже плывут с нами на корабле.
— Это уж слишком.
— Ну, почему слишком? Если один из должников Надежды Сергеевны нашел способ, чтобы проникнуть на теплоход, почему другие не могли?
— Я больше никого посторонних не приглашала.
— Не обязательно в числе приглашенных. Они могут скрываться под личинами рядовых пассажиров.
Но Лисица все равно считал, что трое должников на одну старушку и на одном корабле — это уж слишком.
— Разве что всем троим одновременно пришла в голову одна и та же сугубо криминальная мысль — расквитаться с кредитором, не прибегая к выплате займа. А попросту — прикончить Надежду Сергеевну.
— Но бабушка возможность появления такого желания должна была предвидеть. Наверняка она позаботилась о мерах на этот случай.
— Пока что мы знаем только о том, что она предпочитала иметь дело с людьми творческих профессий, должно быть, полагая, что они наименее опасны.