Смерть Банни Манро
Шрифт:
— Слушай, сынок, это серьезное дело. Очень серьезное и важное. Это один из тех моментов в жизни, когда тебе нужно послушать меня внимательно и, хоть ты и маленький, постараться это себе уяснить. В профессии продавца есть еще один закон, о котором я тебе пока не говорил. И этот закон — вообще самое главное, что есть в нашей профессии. Он даже главнее, чем закон о терпении. Любой уважающий себя продавец скажет тебе то же самое. Ну так как, хочешь узнать, что это за закон?
— Хочу, пап.
— Перестань болтать ногами, и тогда я тебе расскажу.
— Ладно, пап.
— Никогда не возвращайся. Понятно? Никогда, ни за что в жизни
— Да, — говорит Банни-младший, и тут по всему побережью зажигаются фонари, и мальчику кажется, что в этом есть что-то мистическое и грандиозное. Банни с самым серьезным видом смотрит на сына.
— Они могут отменить заказ.
— Правда? — удивляется мальчик.
— Уж можешь мне поверить, такое случается, — говорит Банни. — Ясно?
— Ясно, пап, — и они улыбаются друг другу. Банни зажигает фары, и мимо проносится рекламный щит — обнаженная по пояс Кейт Мосс в джинсах “кельвин кляйн”, и Банни вспоминает один разговор, который вышел как-то у них с Пуделем и Джеффри в “Фитильке”. Пудель не переставая закидывался текилами, сосал лимон и лизал подмышку сидящей рядом девушки.
— Знаете, — наконец прервался он. — Если ляжки тоже учитываются, то для меня в женщине главное — это ноги. Джеффри восседал напротив подобно Тутанхамону, или Будде, или кому-то еще вроде этого. Он обхватил руками свои собственные внушительных размеров груди и сказал:
— Ну, а для меня — сиськи. Потом они оба посмотрели на Банни, и тот сделал вид, что размышляет, хотя на самом деле в этом не было никакой необходимости. — Для меня — вагина, — сказал он, и оба его товарища притихли и молча закивали, соглашаясь. Банни любит Кейт Мосс, считает, что она клевая, он мысленно избавляется от “кельвин кляйнов”, барабанит по гудку и думает: “Я вернулся, мать вашу!” — Я знаю, где она купила этот галстук, если ты вдруг захочешь купить такой же, — говорит Банни-младший. Банни звонко хлопает руками по рулю и оглядывается по сторонам. — Закрой глаза. Ну же, давай, закрой глаза и не открывай, пока я не скажу. Мальчик кладет руки на колени и закрывает глаза. “Пунто” резко сворачивает с дороги, подъезжает к придорожному “Макдоналдсу” и со скрежетом останавливается. — Открывай, — говорит Банни, и мальчик слышит в голосе отца какую-то бешеную дрожь. Свет от гигантского логотипа “Макдоналдса” освещает лицо ребенка, покрывая его золотом, и Банни видит в глазах сына по маленькой желтой букве “М”. Он распахивает дверь “пунто” и стремительно вырывается наружу, где понемногу темнеет — начинается вечер. — Ну, классный у тебя папа? — рявкает он.
Глава 17
Банни сидит в “Макдоналдсе” с дефибриллированным стояком, вызванным тем фактом, что на кассирше под ее красно-желтой формой больше практически ничего нет. К ее груди прикреплена табличка с надписью “Эмили”, она то и дело посматривает в сторону Банни огромными пустыми глазами и вертится как сумасшедшая. На голове у нее черный залакированный начес в форме пчелиного улья, на лбу — вереница содранных прыщей, а между ног — вагина. Банни кажется, что она похожа на Кейт Мосс, только ниже ростом, полнее и уродливее. Он вгрызается в бигмак и оборачивается к сыну.
— Обожаю “макдоналдсы”, мать их!
Он твердо знает (можно подумать, будто это вырезано у него на костях), что трахнуть Эмили-кассиршу не составило бы для него никакого труда — хотя он с грустью осознает, что существует проблема
— Я тоже, — отзывается Банни-младший.
Банни опять вгрызается в бигмак и понимает то, что понимают все, кто разбирается в подобного рода вещах: поглощение этого бутерброда с его вялой булочкой, рыхлым мясом, расплавленным сыром, тоненькими ломтиками маринованного огурца и, конечно, особым солоноватым соусом, похоже на вылизывание щелки ничуть не меньше, чем само вылизывание щелки. Банни как-то сказал об этом Пуделю за обедом в “Фитильке”, но Пудель, самозваный сексолог и половой гигант, не согласился с Банни и заявил, что карпаччо из тунца куда больше похоже на вагину, чем бигмак, и спор у них затянулся на несколько часов, с каждой кружкой пива становясь все менее дружественным. Кончилось все тем, что Джеффри, проявив свою обычную почти божественную мудрость, рассудил дело так: есть бигмак все равно что вылизывать щелку толстухи, а карпаччо из тунца — то же, что щелка худышки, на этом они и порешили. Банни тыльной стороной ладони стирает струйку особого соуса, стекающего по его подбородку, и облизывает губы, а Эмиликассирша бросает на него очередной взгляд и почесывает прыщи на лбу. Банни так и видит, как соски у нее под рубашкой твердеют, и это производит на него такой неизгладимый эффект, что он даже не сразу замечает, что сын задал ему вопрос.
— Что с тобой, пап?
Банни размышлял над тем, что, если бы Эмили-кассирша взяла десятиминутный перерыв и спустилась в туалет, а он бы быстренько купил Кролику еще одну колу, или спрайт, или что-нибудь такое, то — кто знает? — кто не рискует, тот не пьет шампанского, как говорят люди его профессии. Банни принимается передавать Эмили тайные знаки — едва заметно подергивает скулой в направлении туалета для посетителей, слегка выпячивает глазные яблоки и снова слышит взволнованный тоненький голос сына.
— Пап?
Очень не хотелось бы, чтобы Банни-младший запорол все дело, поэтому Банни шепчет, не раскрывая рта.
— Не дергайся, Кролик, сиди смирно.
А потом, не отрывая взгляда от официантки, произносит вслух — голосом репликанта или кого-то вроде того:
— Купить тебе еще колы или, там, спрайта?
— М-м, — говорит Банни-младший, и в этот момент менеджер, гребаный подросток с брэкетами на зубах и табличкой на груди, на которой написано “Эшли”, подходит к Банни и просит его покинуть помещение. Кожа на лице Эшли отливает в буквальном смысле зеленью и обильно присыпана угрями размером с кружочки конфетти. А на его фирменном галстуке красуются жирные пятна.
— Я часто сюда прихожу, я ваш постоянный клиент! — возмущается Банни.
— Да… э-м-м… Ну да, я знаю, — мямлит Эшли-менеджер. Снаружи, под золотыми арками, Банни открывает дверь “пунто” и плюхается на водительское сиденье. Мальчик усаживается рядом.
— Ненавижу “макдоналдсы”, мать их, — говорит Банни. Банни-младшему хочется спросить отца, почему им пришлось уходить из “Макдоналдса” в такой спешке, но где-то в самых глубоких пещерах его сознания, ворочаясь как ужасное впавшее в спячку животное, уже сам по себе начинает складываться ответ.