Смерть для бессмертных
Шрифт:
– М-м-м! Солененькие! Как раз с сладенькому! – и смеется. Смеется и мнет руками ее грудь, отчего ее губы и руки начинают трястись. Она не сможет. Не сможет позволить ему сделать это. Даже если он убьет ее. Но она не отдастся больше никому. Никому, кого не захочет сама.
И потому она пытается ударить его рукой. Целится в ухо, но мажет. Удар получается не таким сильным, каким мог бы быть. Старик приходит в себя еще до того, как Элеонор успевает спуститься с кровати – и тут же наносит ей удар прикроватным столиком прямо в спину.
Издав крик, она падает на пол. Старик вновь бросается к ней, вновь поднимает и кладет на кровать.
– Тупая дрянь! Не хочешь по-хорошему?! Не хочешь?! Я ведь могу вовсе и не быть нежным!
Он бьет ее по лицу. Затем еще раз. А затем хватается за рюшечки ее платья – и разрывает его, весьма сильно увеличивая границы декольте. Разорвав верхнюю часть платья, теперь он срывает то, что имитирует бюстгальтер и наслаждается видом на ее грудь.
– Прекрасна! – говорит он и трогает ее губами. – Я бы мог их целовать, знаешь ли. А могу и… укусить. Сильно укусить. За сосок. До крови. Что тебе больше по нраву, графская подстилка?
И тут дверь срывается с петель к чертовой матери.
Пламя в камине моментально гаснет.
В комнату заползает тьма – сама чернота с сотнями глаз. Старику кажется, что он видит алые глаза повсюду. А затем, объятый черным дымом, в комнату врывается граф. И веет от него таким ужасом, что колдун готов прямо сейчас обделаться – в жизни ему не было так страшно.
Ему внезапно кажется, что в прошлый раз, когда он тоже только и успел обнажить грудь одной эльфийке – тут же явился ее парень, после чего старик потерял немало зубов и оказался в темнице. Во-первых, абсолютно точно намечается некая тенденция. А во-вторых, по взгляду графа и неким внутренним ощущениям старик внезапно понял, что эта тенденция тут же и завершается, ибо этот случай, кажется, последний.
Граф смотрит на сына, прикованного к полу, затем смотрит на старика, сжимающего грудь его пока еще жены, а затем на саму жену, которая тоже оборачивается к своему супругу и улыбается.
– Здравствуй, милый, - говорит она. – Рада тебя видеть.
Старик понимает, что обмочил штаны, до того, как его пожирает огромная черная пасть с миллионами острых клыков.
Глава 24. День Смерти
Хейзел понимает, что старик мертв в тот самый момент, когда металлические штуки, держащие его руки и ноги прикованными к полу, ослабевают. Сняв с себя повязку и поднявшись, он застает лишь тьму, которая вбирается в его биологического отца, будто вы всасывается в него.
Мать сидит на кровати, держа порванное платье рукой, чтобы скрыть наготу. Отец приходит в себя после «поедания» ублюдка. Не сдержав эмоций, Хейзел бросается к отцу и крепко обнимает его, прижимаясь лицом к животу. Когда-нибудь он станет таким же сильным и высоким, как он. А пока… он рад, что его отец настолько силен, что смог защитить его маму.
– Хейзел, - слышит он голос матери, - иди в свою комнату, пожалуйста.
Отстранившись от отца и кивнув маме, он тут же покидает комнату.
– Зачем ты его выгнала? – тихо спрашивает Маркус. Он еще не совсем пришел в себя после трансформации и поедания человека. – Мне показалось, что мы впервые с ним… стали столь близки.
– Еще будет время, - говорит она, - чтобы сблизиться с сыном.
– Ты… не уезжаешь?
Она тяжело дышит.
– Мне нужно в душ, - она встает и идет к душевой, - смыть его вонь и… слюни с лица. А ты… не смей свалить, пока меня не будет. Как только выйду, я хочу, чтобы ты меня трахнул. Но без всех этих слюней и поцелуйчиков. Сделаешь это жестко. Также жестко, как разорвал этого гада.
Маркус слегка запрокидывает голову, немного по-иному глядя на супругу, оказавшейся извращенкой.
– Если бы ты сказала мне раньше…
– Я и сама не знала. А сейчас… просто горю, - за сим она скрылась за дверью, ведущую в душевую.
Хейзел же, едва успел выйти в коридор, наткнулся на Акву. Она ждала его там и, как только их глаза встретились, улыбнулась.
«Так это была ты? Ты послала папу? Ты услышала мой зов?»
– Конечно, - Аква улыбается еще шире. – Разве я могла бы остаться равнодушной к твоему зову?
И теперь Хейзел крепко обнимает и Акву, выражая свою искреннюю благодарность. Она тоже обнимает мальчишку и тяжело вздыхает, прекрасно понимая, что запустила цепь событий, которые очень сильно изменят текущее положение дел.
«Теперь мама не умрет? То, о чем ты говорила – этого больше нет?»
– Я не знаю, Хейзел. Честно. Та сила, что должна была забрать жизнь твоей мамы… она гораздо могущественнее меня.
Карлейн выждал оговоренное время и отворяет дверь вновь. Обе красавицы ждут его у столика, на котором стоит графин, наполненный вином и три бокала. Сам девушки наряжены в красные платья с весьма эротичными вырезами.
– О! Карлейн! – наигранно удивленно говорит неизвестная ему красавица. – Присоединишься к нам? У нас тут… как раз лишний наполненный кубок.
Он подходит, берет один из бокалов – правила игры нужно соблюдать. Девушки и без этого, конечно, уже весьма хмельные, но хотят еще. И в данный момент он не против, хоть и понимает, что алкоголь слегка затуманит ее рассудок.
– За красоту, молодость, безрассудство и бессонные ночи, вызванные первыми тремя пунктами, - говорит Кара, поднимая свой бокал. То же делают и Кармен с Карлейном. Чокаются, а затем пьют. Карлейн смотрит, как струйка вина стекает по шее Карлейн и спускается прямо к ложбинке между ее грудями, а затем пропадает в вырезе платья. – Я смотрю, Мария приглянулась тебе, Карлейн, да?
Он поднимает взгляд с Каре, смотрит на нее. Затем снова на Кармен.
– Так ты и есть… та самая Кармен Мария?
– Вообще-то, милый, Мария Кармен Перейра Карденас. Если уж называть точно имя. А ты не помнишь меня? То, как спас… и как мы ехали в карете, а ты глазел на меня всё то время? Прямо вот точно так же, как глазеешь сейчас.
– Наверное, - Карлейн улыбается, - это был кто-то другой.
Мария тоже улыбается ему.
– Что ж, - произносит Кара, ставя свой бокал на стол, а затем забирает пустой бокал из руки Карлейна, - если между вами действительно есть химия, то я предлагаю начать. Ты же непротив… двух девушек? Осилишь?