Смерть и немного любви
Шрифт:
– Для обмана, конечно, для чего ж еще, – отшутился Селуянов. – В нашем деле закон простой: не соврешь – правды не добьешься. Давай еще по кофейку дернем, пока сохнут снимки.
– Нет, я буду чай, если можно, – попросил Антон. – Мне кофе совсем нельзя.
– А что у тебя? Чем болеешь-то?
– Ишемическая болезнь сердца.
– Да ну? Ты вроде молодой еще, – удивился Коля.
– Это с детства. Да ты не смотри на меня как на калеку, – рассмеялся фотограф, – я привык. Меня с этой ишемической болезнью и в армию взяли, два года оттрубил, как у вас говорят, от звонка до звонка. Даже работать почти не мешает. Прихватывает примерно раз в два месяца, отлежусь три-четыре денечка – и все. Не смертельно.
Селуянов заварил свежий чай, нарезал бутерброды, достал из шкафа бутылку с коньяком, потом неуверенно посмотрел на гостя.
– Тебе, наверное, и этого нельзя?
Антон отрицательно покачал головой.
– Нельзя. Но ты пей, если хочешь, меня это не ломает.
– Точно? – обрадовался Коля. – А то неудобно как-то: я буду пить, а ты – смотреть.
– Да я всю жизнь смотрю и как пьют, и как танцуют всю ночь напролет, и как с девушками развлекаются. Привык.
– А сам – ни-ни?
– Боюсь, – признался Шевцов. – Только курю, ничего не могу с собой поделать. Но от всего остального приходится отказываться. Хочется пожить подольше.
– Это правильно, – одобрительно кивнул Коля, доставая рюмку и наливая в нее коньяк. – Твое здоровье.
Он залпом выпил прозрачную коричневую жидкость, поймав на себе удивленный взгляд гостя.
– Чего так смотришь? Коньяк залпом пью? Думаешь, спиваюсь?
Антон пожал плечами и осторожно отпил из чашки дымящийся чай.
– Ты один живешь? – вместо ответа спросил он.
– Один. Жена сбежала, не вынесла тягот милицейской семьи.
Селуянов быстро налил себе вторую рюмку и так же одним махом опрокинул в себя.
– Ты сам-то не женат?
– Нет еще, – улыбнулся Антон.
– Собираешься?
– Пока нет.
– А чего тянешь?
– Материальную базу создаю, – пошутил фотограф. – Представь себе, я женюсь, рождается ребенок, а у меня сердце не выдерживает. Жена-то рассчитывала, что проживет со мной долго, что я помогу ребенка вырастить и на ноги поставить, а я вдруг помираю и оставляю ее с малышом на произвол судьбы. Получается, вроде как я ее обманул и предал. Поэтому я должен обязательно иметь средства, чтобы после моей смерти они ни в чем не нуждались, хотя бы какое-то время.
– Чего ж ты себя хоронишь раньше времени, – с упреком произнес Селуянов, выпивая третью рюмку. – Может, ты лет до семидесяти проживешь.
– Может, – согласился Антон. – А может, и нет. И если я женюсь, то должен быть спокоен за свою семью. Тебе, наверное, странно все это слышать, но у сердечников вообще психология другая. Здоровым людям нас не понять.
– Ладно, ты на меня не обижайся. И не смотри на меня волком, больше пить сегодня не буду. Три рюмки – моя норма на каждый вечер. Без них спать не ложусь. Все, смотри: бутылку убираю.
Он действительно убрал бутылку обратно в шкаф. Лицо его расслабилось и порозовело, глаза заблестели.
– Слушай, Антон, давай-ка поговорим про кражу из вашей фотолаборатории. Замок, как я понимаю, у вас там игрушечный стоит?
– Да кому мы нужны-то с нашими фотографиями и пленками? Там сроду никогда ничего не запиралось. Ты же видел, в комнате стоят металлические шкафы, иногда ребята там аппаратуру оставляют, но редко. Знаешь, каждый себе камеры сам выбирает, это же наша профессия, поэтому мы их и покупаем сами, и ремонтируем, в руки никому не даем. И потом, чем «горячее» снимок – тем лучше, вот мы с камерами и не расстаемся, а вдруг по дороге кадр интересный подвернется. Но если кто-то оставляет аппаратуру в сейфе, то запирает и опечатывает. А все остальное так по всей комнате валяется, сам видел. Кто угодно может зайти и взять, не возбраняется.
– Ну и порядочки у вас, – с осуждением покачал головой Николай.
– Так ведь ничего секретного там нет…
– Сегодня нет, а завтра – украли. У кого-нибудь еще пропали пленки?
– Ребята говорят, еще двух пленок не досчитались, но они такие же безобидные, как и мои. У одного – прошлогодняя, с ежегодного праздника «Московского комсомольца», а у другого – свежак, с брифинга в вашем ГУВД. Может быть, вору как раз она и была нужна, там все ваше новое начальство сфотографировано. Как ты думаешь?
– Все возможно, Антон, все возможно. Пошли посмотрим, чего у нас с тобой получилось.
Они аккуратно сняли с веревки прищепки, которыми были закреплены еще чуть влажные отпечатки. С фотографий на них смотрели Ольга Емельянцева и двое мужчин с весьма выразительной внешностью. Мужчины передавали ей пакеты, а Ольга, напряженно и испуганно улыбаясь, их брала.
Завтра Селуянов при помощи этих фотографий быстро выяснит, где же на самом деле был Марат Латышев в момент, когда в загсах погибли две девушки-невесты.
Вероника Матвеевна услышала телефонный звонок еще на лестнице. Она торопливо вытащила ключи, отперла дверь и кинулась к надрывающемуся телефонному аппарату.
– Добрый вечер, Вероника Матвеевна, – услышала она в трубке приятный мужской голос.
– Здравствуй, Марат.
– Как ваши дела?
– Потихоньку. Ко мне из милиции приходили.
– Ко мне тоже. Спрашивали про субботу.
– И что ты сказал?
– Сказал, что дома был, с Ольгой. А у вас спрашивали?
– Нет. Кому старуха нужна? И в голову не придет меня подозревать. Да и не в чем. Тебе сложнее.
– Это верно, – усмехнулся в трубку Марат. – Что же, Вероника Матвеевна, будем надеяться на лучшее. Может быть, нам с вами еще повезет. Вы мне ничего интересного не скажете?
– Кажется, завтра после обеда Валерик и Эля собираются на дачу.
– Да? – оживился Латышев. – Это хорошо. Это радует.
– Чего ж хорошего? Думаешь, нам хватит месяца, чтобы их отговорить?
– Будем пробовать, Вероника Матвеевна. Если они уедут на дачу, я тоже туда подъеду, испорчу им всю обедню. Вы уж простите меня, придется вашего сына немного поунижать в глазах любимой девушки. Двух недель нам с вами не хватило, но теперь еще есть время. И не забудьте, как бы дело ни повернулось – я ваш должник.