Смерть как искусство. Том 1. Маски

Маринина Александра

– Ну, это ты зарываешься, Настя Пална, – укоризненно покачал головой Зарубин. – У нас тут не конвейер, у нас работа тонкая. И что самое главное – ее много. А людей мало. Так что придется подождать.

– Да что ты передо мной-то оправдываешься! – Настя примирительно погладила Сергея по руке. – Я тебе не начальник. И вообще, дело Богомолова – это твое дело, а не мое. По мне, так хоть три года с ним ковыряйся. Ты, по-моему, так и не научился руководить людьми и организовывать их на работу.

– Можно подумать, ты научилась, – огрызнулся Зарубин.

– Я – нет, не научилась, – призналась она. – Поэтому и пришлось уйти в отставку, иначе я бы совсем другую карьеру сделала. Но я – женщина, мне простительно. А ты – мужик, тебе надо учиться, а то попрут тебя не сегодня завтра, чтобы ты место молодым уступил. Ладно, извини, я лезу не в свое дело. Кстати, о молодых: что ты мне можешь рассказать об Антоне?

– Об Антоне? – удивился Сергей. – А что тебя интересует? Его личная жизнь? Сексуальные пристрастия? Или кулинарные вкусы? Парень как парень. Я его мало знаю, он недавно совсем пришел.

– Ну, ты мне-то не рассказывай, – рассмеялась Настя. – Никогда не поверю, чтобы ты сведения о новом сотруднике не собрал по его прежнему месту работы. Ведь собрал?

– Ну, – неохотно кивнул Зарубин.

– Вот и поделись со старшим товарищем. Давай-давай, не жмись, мне же с Антоном работать, должна я понимать, с кем дело имею. А то я в нем никак не разберусь, крученый он какой-то.

– Это есть, – согласился оперативник.

Как поведал Сергей, по его сведениям, на территории, где Антон работал до прихода на Петровку, ребята его уважали, потому что он умел правильно строить отношения с людьми. Как профессионал Антон Сташис ничем особенно не выделялся, никаких феерических талантов и успехов не демонстрировал, но его любили, с одной стороны, за отсутствие панибратства, а с другой – за уважение к людям без оглядки на должности и звания. Начальству на это, конечно, было наплевать, а вот те, кто по должности и званию стоял ниже Сташиса, очень это его качество ценили. При раскрытии преступлений Антон часто обращался к тем сотрудникам, которые больше всего контактируют с населением, то есть к участковым и патрульно-постовой службе, давал им задания и всегда внимательно выслушивал их сообщения, а потом, когда подбивали бабки и заполняли карточки на раскрытие, всегда обязательно указывал, что преступление раскрыто с помощью этих сотрудников. Ни разу Антон Сташис не был замечен в попытках присвоить себе чужие лавры, более того, иногда и свои отдавал и при любой возможности, порой даже с натяжкой, отмечал значительную роль тех или иных сотрудников в раскрытии преступления. А участковым и ребятам из ППС импонировало то, что Антон, давая им задания и получая потом от них информацию, всегда подчеркивал, что делает это не для галочки и отчетности, дескать, привлекал «другие службы», а потому, что ему совершенно необходимы их глаза и уши, их знание территории и людей, их коммуникабельность и наблюдательность, внимание и терпение. Он давал им ощущение реальной причастности к раскрытию преступлений, а это ох как немаловажно! И еще Антон Сташис активно использовал в своей работе ветеранов розыска, их опыт, их источники информации, их готовность помочь. Его считали чудаковатым, потому что, во-первых, на столе у него нет-нет да и появлялась какая-нибудь специальная литература, обзоры судебной практики, учебники, а иногда и вовсе совершенно посторонние книги, а во-вторых, у него были принципы.

– Принципы? – Настя ушам своим не верила. – Неужели в сегодняшней милиции у кого-то еще есть принципы? Не верю!

– И тем не менее. Но для ребят Антон при всех своих особенностях все равно был своим, потому что – что, Настя Пална?

– Потому что пил вместе со всеми. Угадала?

– Совершенно верно. Пил вместе со всеми и не уклонялся. Но! – Сергей назидательно поднял указательный палец. – У нашего мальчика жесткие правила, они же принципы, которые он за все годы службы на территории ни разу не нарушил, и в этом сказывается его принципиальность.

– И какие же это принципы?

– Никогда не пить в форме, – Сергей загнул большой палец на правой руке, – никогда не пить, не положив предварительно оружие в сейф, – за большим пальцем последовал указательный, – никогда не пить, если предстоит сесть за руль, пить только вне рабочего времени, никогда не пить абы что, то есть всякую дрянь.

Теперь перед Настиным носом красовался некрупный, но жилистый, крепко сжатый кулак Зарубина.

– Откровенно пьяным его никто никогда не видел, Антон свою норму знает четко и не превышает, хоть ты ему кол на голове теши. Кстати, ребята над ним посмеивались за то, что он костюмы носит. И речь у него больно правильная. Обратила внимание?

– Еще бы! – откликнулась Настя. – Я тоже страшно удивилась. Как-то это нетипично для современного опера. Никаких тебе «терпил» и «следаков», все сплошь потерпевшие и следователи.

– Еще как нетипично, – тут же подхватил Сергей. – Но ты не думай, Пална, у него в кабинете в шкафу вполне приличный оперативный гардеробчик висит, я сам видел, так что при необходимости он в кого хошь переоденется в пять секунд. А так, чтоб с людьми пообщаться, это ему в костюмчике ловчее. Уж не знаю почему, ну да не мое это дело. Может, он и за речью следит, слова выбирает, чтобы людей нашим жаргоном не отпугивать. Он вообще особенный, наш Антоха, к нему общие мерки не применимы.

– Почему? – удивилась Настя. – Ты же мне только что сказал, что Антон – парень как парень. Темнишь?

– Да ну тебя, Пална, – расстроился Сергей, – вот знал же, что не надо с тобой в беседы втягиваться, ты как клещ впиявливаешься и все наизнанку выворачиваешь. Тебе только слово неосторожное брось – ты всю руку по локоть оттяпаешь.

– А ты не бросай неосторожных слов, когда имеешь дело с женщиной, – улыбнулась Настя. – Ну, выкладывай, что ты там пытаешься от меня скрыть?

– Не то чтобы скрыть… – замялся Зарубин. – Это даже не тайна, это все в секретной части личного дела есть, да и Антон об этом сам рассказывает, если его спросить. Просто он не любит об этом говорить, но если задать вопрос – он уклоняться и врать не станет. Короче, слушай. На нашего Антоху потери начали сваливаться с детства. Ты не смотри, что ему всего двадцать восемь, он горестей навидался, как будто сто лет прожил. У него были мама с папой и старшие брат с сестрой. Сначала умер отец, причем внезапно, дома, от сердечного приступа, практически на глазах у Антона. Парень с ним один в квартире был в тот момент.

– Ничего себе… – покачала головой Настя. – Сколько же ему было тогда лет?

– Лет четырнадцать-пятнадцать. Мать, конечно, страшно переживала, они с отцом любили друг друга всю жизнь, а тут так внезапно все случилось, в общем, она долго от шока отходила. Только-только мать начала более или менее в себя приходить, как погибает сестра Антона.

– Господи! Что с ней случилось? – ахнула Настя.

– Мыла окна, стояла на подоконнике, мыльная вода пролилась, нога соскользнула, а квартира на одиннадцатом этаже. В общем, сама понимаешь. Сестру похоронили, а через неделю приходит сообщение, что старший брат погиб на Кавказе, он в спецназе служил, они каких-то боевиков окружили, ну, и вот…

– Бедный мальчик, – пробормотала Настя. – Досталось ему!

– Погоди, Пална, это еще не все. Мать после двух похорон подряд так и не оправилась и, когда Антону только-только восемнадцать исполнилось, повесилась. Антон ее и нашел дома в петле. Он тогда на втором курсе Университета МВД учился.

Настя в ужасе закрыла глаза. В услышанное трудно был поверить.

– Ты не зажмуривайся, Настя Пална, это тоже еще не все, – строго проговорил Зарубин.

– Как – не все? Что же может быть страшнее, чем то, что ты рассказал?

– А вот послушай. Антоха рано женился, видно, совсем тяжко ему одному было, привык ведь, что семья большая, а тут один как перст остался. В общем, женился на хорошей девчонке, молоденькой, было ему девятнадцать лет, она чуть постарше, не то двадцать один, не то двадцать два года, где-то так. Через год первый ребенок родился, потом второй, жизнь вроде бы начала налаживаться, снова у него семья, снова он не один. И тут, понимаешь ли, пьяный мудак с большими деньгами и маленькими мозгами решил повеселиться и устроил на улице пальбу из пистолета. А жена Антохина в это время по этой самой улице шла.